Мой ГУЛАГ

00:00:05

— Расскажите, пожалуйста, о ваших родителях. Мама, папа - откуда они? Из каких они семей? И как они оказались в ссылке?

Моя мама из донских казаков. Они жили в Ростовской области и были в 1929 году раскулачены. Им дали час на сборы. Всей семье. А семья была, если мне не изменяет память, 10 детей. И единственное, кого оставили, [это те] кто был женат уже. Взрослые имели свои семьи. Их оставили. А всех остальных - дали час на сборы и сослали. Это был, как мама рассказывала, где-то примерно март месяц. Ростовская область. Там достаточно тепло уже было.

00:01:03

А их увезли на Южный Урал куда-то. То есть там зима была, снег. Их просто в снег бросили. Как мама рассказывала, продуктов было очень мало. И питание было скудное. Цинга началась. Половина семьи полегла. Как мама рассказывала, пришел однажды дедушка Филипп. И сказал: "Половина семьи уже здесь оставили. Хуже, чем есть, не будет. А тут человек в кожанке пришел и предложил поехать куда-то далеко в Мурманск". Говорит [он]: "В дороге буду кормить соленой капустой и селедку давать с луком. Хуже, чем есть, уже не будет". Вот они согласились приехать туда. Их привезли... Лес. Это было уже лето. Дед спрашивает: "А жить-то где?". [Он отвечает]: "Дед, ты че, лес не видишь? Вон пилы, топоры, вот лес". Первое время жили, делали первые дни для <неразб.> какие-то настилы <неразб.>. Что-то такое примитивное. Потом уже разместили их в военных палатках. Палатки были рассчитаны на 30 человек. Но жило там 90. Все спали только на боку. Потому что если ночью выберешься, то назад не влезешь. Можно было только с краю. Такие были условия. Как мама рассказывала, где-то в сентябре месяце [был] первый буран, метель. А в Хибинах это нормальное явление. Сентябрь месяц и метели. Палатку сдуло. Они оказались все в снегу, под снегом. Такие условия были. Строили бараки. Уже сейчас не помню, в каком году им предоставили комнату в бараке. Я родился в 1946 году и жил в бараке до 1954 года, пока не переехали в каменный дом - многоквартирный двухэтажный дом, где была холодная вода. Не надо было к колонке ходить с ведрами за водой. Это уже был, можно сказать, полурай. Отец родом из Беларуси. Они жили до 1930 года на хуторе Виньково Грозненского уезда или района. Сейчас, к сожалению, не помню старую терминологию. Слуцкий уезд, насколько я помню.

00:04:51

В 1930 году деда Антона - главу семьи - арестовали по доносу, как потом выяснилось. Когда отец подавал на реабилитацию в 1964 или 1965 году, выяснилось, что деда по доносу арестовали. Сосед по хутору решил, что богатые у него соседи. Имуществом бы разжиться. Было две лошади [у семьи]. Отец говорит: "Да, земли было много. [Но] все болото кругом". Картошку сажали и все. Там ничего и не росло. Болото было. Дед Антон, которого кулаком обозвали, говорил: "Был бы паном, лук жаренный ел бы каждый день". Вот в 1930 году их семейство отправили в Кировск. Тогда он назывался Хибиногорск. Это было спецпоселение для сосланных людей на стройку. Они строили комбинат "Апатит".

00:06:22

Это предприятие выдавало сырье для производства минеральных фосфорных удобрений. Отец там начал работать с 1930 года. Начинал работать там плотником. Потом у меня сохранилась его трудовая книжка. Надо посмотреть. Его направили на курсы механиков, поскольку это предприятие, технология предполагала наличие образованных людей. Инженерный состав какой-то должен был быть. Отправили его на курсы механиков в Москву. Если мне не изменяет память, полгода учился здесь. По приезде когда вернулся в Кировск (в Хибиногорск), то назначили его начальником, вернее, механиком дробильного цеха, то есть по той специализации, которую он получил на курсах в Москве. Тем не менее, спецпоселение не было обнесено колючей проволокой, но жители, которые были сосланы, не имели паспортов. Соответственно, они не имели права выезда. Первый раз мои родители поехали в отпуск. Это был 1948 год. Мне было уже два года. Поехали на родину к отцу. Как раз я помню, были у его старшего брата дяди Станислава. А в 1947 году в ноябре вышло постановление о снятии спецпоселения, ярлыка или что. И дали статус города, то есть уже тогда назвали город Кировск. Кировском его назвали еще раньше после гибели Сергея Мироновича Кирова, поскольку он был инициатором строительства в Хибинах этого комбината по производству сырья (суперфосфатных удобрений).

00:08:57

В 1934 году как раз мои мать и отец познакомились. Отец играл в духовом оркестре в перерывах между сеансами в кинотеатре. Он не учился музыке. Нигде. Музыкального образования не было. Самоучка. Играл на баритоне. Помню, мне труба еще досталась в детстве. Пешком под стол ходил и в эту трубу дудел. Отец сказал: "Так, сынок, оставь. Это не для тебя. Тебе медведь на ухо наступил. Оставь. Не надо". От первого брака у отца был сын, то есть мой старший брат. Если мне не изменяет память, то у него первая жена скоропостижно скончалась в 1930 или 1931, кажется, году. Точно не помню. Второй брак с моей мамой был в 1934 году. У меня еще, кроме старшего брата, есть старшая сестра. Она 1935 года рождения. К сожалению, погибла в Стамбуле в 1950 году. Старший брат жил в Беларуси. Скончался, к сожалению. Сестра жила в Стамбуле. Младший брат - в Швейцарии. Вот так нас разбросало.

00:10:56

— Павел Феликсович, а чем занималась в ссылке ваша мама? Кем она работала? Папа работал на комбинате.

Насколько я помню, последнее время мама работала в электроцеху. Но она мне рассказывала такую историю про 1937 год, когда ночью приехали к ним и искали Фросю Корбут. Мать зовут Ефросинья. Она была на смене, то есть не было ее дома. Отец побежал на фабрику предупредить ее. Она целую неделю пряталась на фабрике. А потом оказалось, что искали другую. То есть фамилия Корбут, но [другой человек]. Мать, когда пряталась там, а там такие технологические сооружения, большая емкость. Радиус, наверное, 5 метров. 10-метровые такие чины были. Они не очень глубокие. Она какое-то время сидела в этой воде, пряталась, боялась, потому что 1937 год. Вы ж понимаете это. Только заслышали звук воронка ночью. Там уже страх парализовал.

00:12:40

— А там, где Вы жили, люди, которые жили вокруг, были все ссыльные?

Практически да. Вольнонаемные жили в центре города. Дело в том, что Кировск расположен в чаше. Кругом горы окружают. Только выход через ущелье на север. И на юг горы расходятся. И вот в этой чаще расположен сам город. И по площади получалось так, что более верхняя часть с самого начала начали строить каменные дома. Там жили вольнонаемные люди. Все остальные жили по низинам, болотам... Там и двухъэтажные, и одноэтажные бараки были. Все там.

00:13:37

— И вы там родились?

Да, насколько я помню, с детства у меня от этого барака остался в памяти длинющий коридор от одного крыльца до другого и двери (налево, направо). Напротив нас жил, я точно не помню, известный горнолыжник Борис Кузнецов. Его семья там жила. Его младший брат Юрка на пару лет старше меня. Я помню, как мы там бегали. Когда приходил его старший брат Борис с кубком, с какими-то медалями, мы там все бегали, [говорили]: "Ууу, Борис...".

00:14:35

— Как он там оказался?

С родителями. Сосланные тоже были. Там тоже с 1930 года они жили

00:14:50

— А что вообще за люди жили? Как были, жили [ли] дружно в этих бараках? Или были какие-то конфликты? Что из себя представлял быт?

Насколько я помню, быт у всех был одинаковый. В лучшем случае у кого-то были железные кровати. Я помню эти спинки железной кровати... У кого-то были типа сколоченные из досок сооружения. У всех было по-разному. Но в основном это было одинаково. Как сейчас помню, у нас было две комнаты. Крайняя комната была метров 6, и угол комнаты... В общем это был угол дома, и он зимой всегда промерзал. Там ледышки в доме в комнате [были]. Лед в углу был. Я помню, [как] я активно лизал [лед]. Сырость, конечно, была очень большая. Я даже помню какую-то плесень. Плесень была черными пятнами по стенам. В большой комнате - она метров 10 - у нас был... Подвалом это нельзя назвать, потому что дом был построен на болоте. Весной стояла вода. И поскольку дом был поднят над уровнем земли где-то на 1 метр, наверное, как минимум. Нет, даже побольше. Поскольку все-таки это было закрытое [пространство], получался как бы подвал. Зимой там картошку хранили, насколько я помню. Сестра из глины что-то лепила, выставляла на просушку свои изделия. А картошка весной плавала, потому что вода там стояла. То, что из глины лепила моя сестра... У нас через дорогу недалеко был дом пионеров. Сестра... Все-таки она постарше меня. 1935 года рождения. Это 11 лет разница. И занималась в каких-то кружках. Я знаю, что там были спектакли какие-то. Она как раз эти игрушки делала для кукольных спектаклей. Что-то дома делали какие-то спектакли. Пацаны, детишки, все собирались из барака. Не сказал бы, что у нас криминальность чувствовалась. Это уже более... Помню, пивнушка у нас рядом была. Мать мне всегда говорила: "Не ходи туда. Там...". Как не ходить. Там же мужики все собирались. Было интересно. Разобщенности [не было]. Не могу сказать [что была]. Жили все дружно. Помогали всем, кто чем и когда мог.

00:19:06

— Как питались?

Питались? Вы знаете, как-то у меня... Я ходил в детский сад. Относительно недалеко от нашего дома был детский сад. Я помню, как сейчас запечатлелась такая картинка, метель. Меня дома еще закутывали в платок, шаль. У меня даже щелочки [не было]. В общем в темноте ехал, визжал, кричал. Как сейчас помню, в ушах этот свист метели был. До детского сада меня сестра или мама возила. Вот это картинка такая осталась. В детском саду [был] рыбий жир...

00:20:10

— А ваши родители вспоминали когда-то свою родину, откуда их выселили? Разговоры об этом были?

Вы знаете, не было таких разговор.

00:20:30

— Каких?

Никаких. Потому что родители боялись. Вот этот страх парализовал людей. Родители боялись за своих детей. Уже будучи взрослым, я разговаривал с мамой, спрашивал "как", "что", "где". А до тех пор пока... в детстве вообще даже не было разговоров. Хотя в 1954 году мы с отцом ездили в Беларусь вдвоем. Он пытался найти свой хутор. К сожалению, там уже следов никаких не было. Все лесом поросло. Я все-таки... 1954 год - это мне было 7 лет, то есть много чего не понимал. Как сейчас помню, через какую-то речку нас на лодке перевозили куда-то там. Оказались на свадьбе у кого-то. Но я так понял, что, навреное, родственники. Вот картинка у меня вот такая осталась от этой свадьбы. Деревенская свадьба... А еще с лодки там болотистый берег, и отца на закорках кто-то перетаскивал туда. И там тоже чуть не шлепнулись. Тоже какие-то приключения были. Но во время свадьбы нужно было подарки... Подарки с подносом собирали... Кто что мог от деревни. 1954 год. Когда мы приехали к тете Лене (сестра отца), она рассказывала, что ей нужно налог заплатить яйцами, молоком, с козы какой-то налог. Денег не было. Там трудодни были. Колхозникам ставили трудодни за их работу, а денег никто им не платил. При этом еще они должны были налоги отдавать за курицу. "Курица есть, яйца несет - плати налог". Налог чем платили? Яйцами платили. С козы - шерсть, молоко. Все нужно было и, конечно, денег там никто не видел. Когда отец достал и положил две бумажки по 50 рублей... Они были вот такого размера. Они еще были свернуты и на этом подносе распушились. Там все встали. Такие глаза... [колхозники удивились]: "Деньги! Такие деньги - 100 рублей!". Это были сумасшедшие деньги.

00:23:50

— А когда вы узнали, что вы [родились] в семье ссыльных? Когда вы родились, вы же думали, что все так и должно [быть], все так живут на свете.

Это уже где-то после 60... Я так думаю, что это, наверное... Узнал я о том, что отец и мать у меня ссыльные, наверное, после хрущевской оттепели. То есть когда в 1964 или 1965 году отец подал документы о реабилитации и когда пришел из Минска ответ, что действительно он и его отец (мой дед) Антон реабилитрован и восстановлен в правах, тогда отец рассказал, что они были сосланы и где-то Антон такой кулак был, что был "бы паном, лук жаренный ел бы каждый день". Только тогда начались разговоры. Я уже заканчил школу в 1965 году. Только в этот период. До этого разговор никогда не было.

00:25:13

— А вы были комсомольцем, пионером?

Пионером-октябренком не был, а пионером был. Комсомольцем тоже был. Был спортсменом.

00:25:24

— А какие-то [были] разговоры дома о политике, о Сталине, про отношение к нему?

Нет, таких разговор вообще не было. Если даже вспоминать... Не было разговоров ни о Сталине, ни о политике. Ничего этого не было. Я из своего детства в бараке помню черный круглый бумажный репродуктор и оттуда голос Левитана, который нагнетал страх, какой-то ужас. Я предполагаю, это где-то 1949 [или] 1950 год. Начало Холодной войны. Очевидно, что он что-то такое зачитывал. И этот голос (то, что там произносилось)... Это было такое состояние тревоги. Вызывало у меня как у ребенка состояние тревоги. Было состояние ожидания войны. Это я заполнил очень четко. О политике нет [не говорили]. Единственное, я припоминаю, когда в 1953 году приехал старший брат. [Он] учился в Ленинграде в Горном институте. Он приехал. У них тогда форма была соответствующая студенческая для инженеров-горняков. Приехал - погоны золоченные, пуговицы, китель, фуражка. Обмундирование полностью. Помню, [он] пуговицы чистил. Там специальная жидкость была для чистки пуговиц. Когда они тогда сидели за столом с отцом, что-то такой был разговор. Деталей я не помню, потому что мне было 6 лет. О чем они там говорили [я не помню].

00:27:42

— То есть интонацию этого разговора вы не помните?

Нет. Почему-то мне запомнилось, что именно разговор был о политике. А что там... Может, даже не столько о политике, сколько о жизни в целом: как он там живет в Питере, какова жизнь у нас здесь в Кировске. На таком уровне. О Сталине такого не было разговора. 1953 год. Мне было 6 лет в марте месяца. Единственное, что помню, это весь город был в гудках. Гудели все предприятия. Ведь в то время... Это сейчас ни одно предприятие, ни один завод не дает гудков. А раньше когда начало смена [было] в 8 утра и в 5 вечера, всегда давали гудок: начало смены и окончание смены. А тут был среди дня. При чем гудело все, что можно. И было это как-то достаточно долго. Это тоже страх вызвало, насколько я помню. Страх. Страх вызывает слезы у детей. О том, что там Сталин умер или кто-то там... Мы дети тогда еще [были]. Не осознавали этого.

00:29:33

— А вы в школе учились, когда уже Сталина не было. А было какое-то расслоение? Были ведь дети ссыльных, арестованных и вольнонаемных. Они между собой общались? Или было все-таки расслоение какое-то?

Расслоение было. В нашей школе, где я учился, такого не было, потому что я учился в 8-летней школе, которая была рядом с нашим домом. В основном там работала, училась ребетня, которая в округе этой школы проживала. И в общем-то там практически все были из сосланных. Для вольнонаемных все-таки в центре города - каменные дома с самого начала начинали строить. Там было построены школы средние - дестилетка. В основном дети [вольнонаемных] там учились. У нас такие уличные стычки происходили между ними и нами.

00:30:52

— Между ссыльнами и вольнонаемными?

Мы, понимаете... Не было у нас такой градации. Те были городские, а мы были с коммунальной. У нас там коммунальная улица проходила. Как-то так было. Стычки были детские такие. Доходило до драки. Дрались пацаны. Но не более того. Потом уже когда выросли, подросли, я уже оканчивал 11 классов в 1-й средней школе. Мое внутреннее состояние было не свое. Как-то внутреннее состояние... Внешне это никак не проявлялось. А вот внутреннее ощущение было, что где-то граница какая-то есть. Это я сейчас с вершины прожитых лет пытаюсь анализировать что-то, сравнивать. Но все равно не было такого откровенного, что ты изгой и ты не наш. Нет, этого не было. Во-первых, я занимался спортомю Можно сказать, в то время в области я занимал по конькам третье место. То есть в школе был на хорошем счету как спортсмен. Физически был крепкий. Никто на меня не нарывался, чтобы помериться силой, кулаками. Такого откровенного [конфликта] не было. Но я говорю, внутреннее состояние было какое-то. Эта часть, которая на болоте, [где] они жили... Это считалась более криминальная часть. Как-то так всегда к нам осторожнее относились.

00:33:38

Хотя я знаю, что бараки по всему городу были. В самом городе были лагеря, которые были обнесены колючей проволокой. В 1954 году нас переселили в каменный дом. Этот район называл тогда "Малоэтажка", то есть застройка двухъэтажными домами. И строили эти дома заключенные. Я помню прекрасно, когда проходил мимо стройки... Я не знал тогда, что здесь мы будем жить, но я видел, что территория строительства этого дома (там несколько домо было) была обнесена колючей проволокой. Там стояли смотровые вышки. Охрана стояла. Туда привозили зеков. Они работали. Вечером их увозили. Их вывозили в лагерь. Лагерь там был чуть повыше. Тоже колючая проволока. Зеков я еще в бараках видел. Когда мы жили в бараке, мимо нас каждый день водили под конвоем заключенных, которые работали в карьере. В горах был карьер. Щебенку для строящихся объектов добывали. Их постоянно конвоиры с собаками, с автоматами выводили либо пешком, либо на машинах в более позднее время. Как сейчас еще помню, были ЗИЛы, а потом появились даже чешские Tatra, у которых сбоку поворотники были как ладошка, [будто человек] махал рукой слева и справо. А для охранников в кузове ставили будки. Она была открытая в сторону кузова, но она предохраняла от ветра, когда машины движутся, то охранники были как бы прикрыты от ветра. А все остальные были под открытым небом, сидели.

00:36:05

— А вы как ребенок думали, кто это такие? Вы же как-то [этот] вопрос задавали?

Мы ж знали, что это зеки, что это заключенные. Нас родители предупреждали, что туда близко не подходите. Там все опасно. Тем более, эти охранники с собаками. Собаки там... Только попробуй подойти поближе. Они сразу на тебя [набросятся]: "Гав, гав". Страху, конечно, [наведут].

00:36:29

— А сам лагерь, вы говорите, недалеко был. Но вы, дети, наверное, туда бегали как-то?

Нет, это сейчас я говорю, [что] недалеко, потому что как взрослый я соизмеряю это расстояние. А тогда для ребенка это было далеко. Мы, например, с мамой в больницу ездили на автобусе. Пешком идти километра 2, может быть. Лагерь, соответственно, тоже где-то там был (километра 4, наверное). Все это была территория города.

00:37:17

— А доходили до вас какие-то слухи, что в лагере может быть восстание или бунт? Убили [может быть] кого-то? Какие-то истории криминальные доходили?

Нет, этого ничего не было. Единственное, помнится мне один момент, что был побег из какого-то лагеря. Я не знаю [из какого], потому что там лагерь был не один на территории города. И был какой-то побег. Тогда ходила и милиция, и охранники с собаками искали. Был один момент такой. Я помню.

00:38:07

— То есть они по домам ходили? К вам заходили?

Да, они по всем баракам ходили. Проверяли. С собаками ходили. К нам, помню... Нет, этого сейчас я не буду [говорить]. Деталей сейчас не помню. Не буду вдаваться в подробности. Единственное, помню, [что] такой момент был.

00:38:32

— А вот детское впечатление [какое было]? Вам страшно было?

Да, конечно. Когда этот конвой с собаками, это действительно вызывало страх, потому что овчарка - большая собака. Пацан... Сколько? Если даже мне 4 года или 5 лет, собака чуть ли не с тебя ростом. А если она еще раскроет пасть... Собаки же без намордников ходили с охраной. Всю дорогу, пока колонна идет, охрана сопровождает, и собаки беспрестанно лаяли. Я еще удивлялся, как сил собаке хватает. Вызывало страх. Конечно. Это было страшно.

00:39:29

— И по квартирам они тоже [ходили], когда искали этих [сбежавших] с собаками?

Я не помню сейчас этих деталей. Я, к сожалению, не могу сказать, заходили [ли] они в нашу квартиру или нет. Это точно, что они ходили в бараках.

00:39:46

— А вы помните, [когда] водили заключенных? В чем они одеты были? Что они из себя представляли?

Шеренга заключенных - это серая, черная масса. Все в фуфайках. Каких-то штанах ватных. Шапки серые. Сплошная масса. Лиц почти не видно. Единственное, мать и отец всегда говорили, что [если] будут просить [что-то] эти зеки, никогда ничего не давай им. Потому что это очень опасно. Тут, видишь, ходят автоматчики, собаки. Тут тебя разорвут. Страх был и так, а еще эти разговоры. Они, конечно, предостерегали. Безусловно. С детства я еще... Конечно, есть и приятные воспоминания, когда собирались с пацанами летом, гоняли. У нас почему-то любимая игра была "Чижик". Лапта была очень интересной. Мы все бегали. И <неразб.>. Не знаете такой? Бралась рюшка или железная банка. Какой-то квадрат вычерчивался. Две команды. Кто первый сбивает ее... В общем банку гоняли. У нас улица.. Так получалось, что можно было по кругу пройти. В общем гоняли достаточно долго. Сейчас уже не помню деталей этих правил игры. Биты были. Как в городки палки такие [были]. Но у нас таких не было, конечно. Но мы какие-то вырезали из берез.

00:42:12

— А родители вам делали какие-нибудь подарки? Помните какие-то на день рождения, на праздники? Что дарили тогда? Какие подарки были?

Моим самым любимым моим занятием было, когда садишься на горшок собирать все игрушки вокруг. Как сейчас помню, был заводной железный слоник. Заведешь ключом - у него ноги ходят. Он ходил. Любил заводные игрушки. Зеленая лягушка какая-то была. Прыгала. Что-то еще было. Это из самого [детства]. Новый год. Запах мандарин. Это оттуда идет - из детства. Причем конфеты, мандарины вешали на елку. То есть не просто мы их положили как сейчас в вазу и они стоят у нас дома на столе. А это все вешалось на елку. К каждой конфетке нужно было сделать петельку. Повесить на веточку. Слюны проглотишь... Ой как хочется [съесть]. Надо было ждать.

00:43:34

— А родители вспоминали дом, свою родину, откуда они были? Какие-то такие моменты. Что они говорили?

Мама рассказывала в своих воспоминаниях о своей родине, о вольности казачей. Говорит: "Земли было столько... Бери столько, сколько сможешь обработать". В урожайные годы дед Филипп нанимал рабочих с тем, чтобы помощников [обрести], чтобы справиться уборкой урожая. Жили в достатке. Были отдельные площади для посева пшеницы. Была своя бахча. Соответственно, выращивали свои овощи. Фруктовый сад был своей. Жили зажиточно. Деда Филиппа раскулачили за то, что... Был повод его прищемить. Он купил <неразб.>, если мне не изменяет память, для своих нужд. И то ли налог он не уплатил, то ли еще что-то. В общем приехали и в одночасье сказали, [что] столько продуктов (муки, например) на человека можно взять, столько... При чем давали, как мать рассказывала, разрешили брать продуктов с собой какое-то мизерное количество. Хлеб, который был готовый... Что было в доме... Дали на сборы 1 час. За час хлеба не испечешь. Что можно было взять... Сало и муки. Муки не разрешили много брать. Потом пока ехали, все это кончилось. Большие проблемы были. А о своей жизни... Бахча была большая. Арбузов и дынь было много своих. Выбираешь, какая нравится или не нравится. Об коленку разломил. Не нравится - в сторону [отложил]. Другой арбуз...

00:46:10

— А вы, наверное, слушали и не верили, что так бывает?

Я вообще не знал, что такое бахча, когда на Севере жили. Конечнл, было очень интересно это все. Даже мать рассказывала, когда в Поволжье был голод. Это 1928 год, если мне не изменяет память. Я могу ошибиться. У них с урожаем было все нормально, хорошо. Когда голодные толпы людей были. Колонны двигались. Чем могли, помогали. Отец сказал: "Чистый белый хлеб не давайте людям. Вас просто убьют". Страх лишиться жизни. А люди, которые видят, что у них вообще ничего нет... И тут вдруг для них белый хлеб. [Он] олицетворял богатство. Это что-то было такое неимоверное. В голодное время можно понять это. Поэтому давали какой-то серый хлеб. Мы сами, говорит [мать], специально пекли, добавляли пшенную муку. Что-то добавляли. Я не знаю что. Но мы, говорит, не ели этот хлеб. Вот это я помню. Мать рассказывала.

00:48:03

— Они так хорошо жили, а потом их этого всего лишили. Они обвиняли в этом кого-то?

Я еще раз хочу подчеркнуть, что родители на тему ссылки никогда не говорили. Уже будучи взрослым... В 1965 году школу закончил. Когда я поступил в университет, приезжал на каникулы домой, я уже из своего любопытства пытался как-то вытащить из них информацию. И то это было редко. И уже в более позднее время, когда родители уехали в 1974 году с Севера, они построили кооператив в городе Нежин Черниговской области. Там захоронены. Уже [когда] приезжал туда, мать мне более откровенно рассказывала, что было и как. Отец не шел на такие разговоры. Все хорошо [было, как он говорил].

00:49:21

— В 1956 году, когда был доклад Хрущева (вам уже 10 лет было), этот момент как-то в вашей памяти остался? Ведь стали возвращаться люди? Такие, как говорится, [были] тиктонические движения в стране.

1956 год... Мне было 10 лет. Это раз. Во-вторых, мы жили в ссылке. Кто к нам в ссылку мог возвращаться? Я понимаю, что это в Москве, в средней полосе, в других городах это возвращение могло быть. Эта волна должна была быть. А у нас... Если только наоборот: от нас должны были уезжать. Никаких волн у нас не было. 1956 год. Я во втором классе учился. Нет, ничего [не было]. Я же говорю: только лишь в 1964 году, когда мы тоже уже с отцом... Первый раз мы с ним поехали в 1954 году, а потом поехали в 1964 году. В 1964 году отец подал на реабилитацию. Написал [запрос] в Минское КГБ или Верховный Совет Беларуси. Когда пришел ответ в 1965 году, что дед Антон Раймондович Корбут реабилитирован, а также его сын и вся семья. Даже когда я был рожден в спецпоселении в 1946 году, я был записан как член семьи кулака. Родился в семье кулака. Когда в 1947 году сняли статус спецпоселения, тогда только выдали паспорта. Начали выдавать пспорта в 1947-1948 жителям. Я помню... Если говорить о правах и о праве выбора, они как ссыльные были лишены права голоса. Но я помню, например... Это 1956, 1957 год, где-то уже более позднее время. Мы ходили на выборы в 12-ю школу, где я учился. Это был избирательный участок. Буфет там был. Пирожки какие-то, пирожные какие-то были. Сейчас то же самое традиционное. Буфеты с пирожками или с пирожными, если не хуже.

00:52:38

— Они считались ссыльными. Реабилитированы они будут уже после смерти Сталина, когда началась полоса реабилитации. Они должны были ходить [куда-то] отмечаться? Помните?

Насчет ходить отмечаться, к сожалению, я вообще этого не помню. Дело в том, что это предприятие (комбинат "Апатит") даже со слов моего соседа, вместе с которым мне потом довелось работать в управлении в 1970-1980-е годы... Он работал в отделе снабжения комбината. И он рассказывал, что у него было военное звание капитана. Я сейчас не помню точно. Он работа в отделе снабжения. Мог носить военную форму. Мог не носить. Но все они были военнообязанными. Весь состав комбината - это военнообязанные люди. И отец всю войну был под бронью и обслуживал консервацию этой всей фабрики. Потому что весь город и все население эвакуировали в основном в Архангельскую область. У меня мать, в частности, была эвакуирована во время войны вместе с моей старшей сестрой. Отец, я помню, всегда должен был своему руководству докладывать, где он будет. Бывали такие... Очень часто я помню: приезжала машина ночью, забирали отца, потому что аварийная ситуация на фабрике. Нужно срочно что-то там делать. И его вызывали. Поэтому я точно знаю, что он своему начальству докладывал, где он будет. Если мы ходили в гости, он как-то сообщал, что идем туда, буду там. Это было. А насчет того, что ходили [ли] они отмечаться или нет, я не могу ничего сказать, потому что я этого не помню. У меня нет такой информации. Единственное, знаю, что паспортов у моих родителей не было до 1947 года. В ноябре 1947 года было постановление о снятии спецпоселения. Тогда стали выдавать им паспорта.

00:55:55

— А вы застали своих дедушек? Они же вместе...

Нет, к сожалению, нет. Моей дедушка Антон умер в Кировске в мае 1946 года. Я родился в октябре. А дед Филипп уехал в Ростовскую область. К сожалению, я сейчас не помню. Может быть, дед Филипп со мной где-то год (а то и полтора)... Правильно. Когда в 1947 году сняли со спецпоселения и выдали паспорта, он уехал в Ростовскую область к своему сыну. Мама рассказывала. Да, точно. А бабушка по линии мамы умерла раньше. Я не застал. Другую бабушку по линии папы Филицию я вообще не видел, потому что она осталась в Беларуси и там же умерла в 1934 году, если мне не изменяет память. Я был в 2010 году в Минске в Беларуси, и я нашел... Ездил на родину своего отца. Хутор Виньково. Следа, конечно, там никакого не осталось. Лесом все поросло.Что меня поразило, местные жители, когда я им назвал свою фамилию... Жители деревени недалеко от предполагаемого хутора, услышав фамилию Корбут, говорят: "О, это ж твой хутор за леском вот тут вот. Где вот поле сейчас кукурузное. Там был твой хутор. Если через дорогу в другую сторону [идти], то там фамильное ваше кладбище". Действительно, я нашел. Там захоронена моя прабабушка Олимпия и прадедушка Раймонд. И другие там еще родственники на этом кладбище. Кладбище - поле и переселок. Маленький перелесочек в поле. Спасибо тем людям, которые не сравняли это все с землей, оставили этот перелесочек, эти могилы. Мы не могли там... Я был с младшим братом Женей. Мы не могли понять, то или не то это место. У меня с собой фотокамера с телеобъективом была. Я сделал фотографию и посмотрел цифровую [фотографию]. При увеличении посмотрел и увидел крест. Мы поняли, что это действительно кладбище. И когда мы пришли туда, там нашли могилу своего прадеда Раймунда Корбут. У нас вообще двойная фамилия - <неразб.> Корбут. Когда в 1964 году, как сейчас помню, я был в Беларуси у тети Лены (сестра моего отца), она рассказывала, что у нас была двойная фамилия, что какие-то выходцы из дворянской [семьи]. То есть отец обманывал меня фактически. Когда я получил по моему запросу из Национального минского архива документы... Теперь я знаю своих родственников до 7 колена. Там действительно была двойная фамилия Караффа-Корбут. По данным Национального архива и записок дворянского собрания король Август Сильный моему прадеду дал звание шляхтича и имение "Старое Село". Действительно это село на сегодняшний день есть в Беларуси. И этот хутор Виньково тоже по историческим документам был приобретен за долги нашей фамилией. Там долгое время жили мои предки.

01:00:47

— Сейчас от хутора ничего не осталось?

Нет, ничего не осталось. Абсолютно. Там лес, поле. Все запахано, заросло.

01:00:55

— А можете сказать фразу, что от хутора ничего не осталось? Чтобы [мы] записали.

От хутора на сегодняшний день ничего не осталось. Ничего. Никаких следов нет. Лес, кругом поля. Если я говорил, что отец мне рассказывал, что земли было много, но все это было в болотах. На сегодняшний день там проведены огромные мелиоративные работы. Земли эти осушены и обрабатываются. Говорю, был последний раз в 2010 году. Там поля засеваются кукурузой и другими хозяйственными культурами. А в то время это были сплошные болота.

01:01:44

— Кстати, про болота. Когда вы жили в бараке и были маленьким, там тоже вода у вас <неразб.> , комары, наверное, были?

Вообще Хибины славятся своими комарами. Не знаю. Аура какая-то такая <неразб.>. Все вокруг могут сидеть, и ни одного комара на них не будет. А на мне будут все остальные. Все комары - это все мои комары.

01:02:13

— Страшно <...>

Да, это... Я как сейчас помню, в детстве не обращаешь внимание на этих комаров. Укусил и укусил - побежал, шлепнул себя и все. Если идешь куда-то в лес за грибами, то, конечно, ветка обязательно березовая. И идешь, машешь себя. Это же современные... В наше время используешь репелленты. Побрызгаешь себя. А так веточкой машешь и все.

01:02:48

— Скажите, но вы уже более молодой, но так сказать, что когда поступали учиться (это были 1960-е годы) вы, конечно, не испытывали на себе никаких новых репрессий и то, что вы сын ссыльных родителей, что какие-то <неразб.> при поступлении куда-то, то есть никакой дискриминации не испытывали?

По окончании 8-го класса я хотел поступить... Не знаю, почему-то меня в техникум [занесло]. Я не знаю почему. Почему-то было такое желание поступить в техникум. Я выбрал ленинградский оптико-механический техникум. Когда я написал туда заявление, мне пришел ответ, что принять вас не может, поскольку у нас нет общежитий. Считать [ли] это дискриминацией? Я не знаю. Я не уверен в этом. По окончаии 11-го класса в 1965 году я поступил в Горьковский университет на физический факультет.

01:04:01

— Наверное, нет. А 9-й класс - это в каком году было?

Это1962 год. Я закончил 8 класс в 1962 году.

01:04:09

— Скажите, а когда вам пришло понимание, что если бы не это время террора, то сложилась бы по-другому судьба ваших двух семей мамы и папы. Они жили в достатке, а потом мучились на этих болотах в ссылке. Когда пришло понимание у вас того, что судьбы семей вот таким образом были разрушены и кто в этом виноват?

Тут для меня очень сложно, чья семья была разрушена.

01:04:53

Отца и мать же выселили.

01:04:56

Тогда не было бы их встречи. Не было бы меня.

01:04:59

— Но если не про вас говорить, а про них отдельно все-таки.

Это лучше у них спросить.

01:05:04

— Понятно, хорошо. А [какое] ваше понимание о том времени репрессий, Сталина, переселений, выселений?

Это жуть, конечно. То, что было сделано, - это жуть. Это если подходить с этой точки зрения, не отдельной моей семьи, а именно брать в целом, то это очень вероломный подход. Это просто... Самое трудолюбимое население, те люди, которые трудились своими руками, делали это, у них все это получалось, были сорваны со своих мест и отправлены в ссылки. Даже если взять мою семью, то дед все равно не мог просто так сидеть. Он работал плотником. Ему уже больше 70 лет было. Я не помню сейчас, к сожалению, его возраст. Он работал плотником, то есть он не мог просто так что-то не делать. Отец у меня то же самое. Потом пошел учиться на курсы механиков (его направили). Я думаю, что если бы у него не было бы желания, он бы не поехал. Эти люди были от земли оторванные. И насколько знаю, они, будучи уже на пенсии, когда уехали в Нежин Черниговской области, без огорода вообще не могли жить. Как это? Мы говорим: "Мам, у вас пенсия. У тебя - 120. У папы - 120. Мам, хватает же [на жизнь]. Купите фрукты, овощи". [Они говорят]: "Да нет. Зачем? На грядке сами посадили, вырастили все". То есть они без этого не могли. Это их жизнь. Это их суть. Я вырос уже в урбаническом мире, и я уже от земли далек. Я не представляю себе, что буду в грядке что-то сажать. Это уже не мое. Конечно, оторвать столько миллионов людей от земли, которая их кормила, - это ужасно.

01:07:39

— В таком случае [какое] ваше отношение к Сталину и режиму?

Пережить еще раз такое я бы не хотел [пожелать] никому. Слава Богу, мне не довелось быть в 1937 году жить и видеть все это то, что там происходило. Избави Бог. Избави Бог страну от таких потрясений и от таких извергов.

01:08:25

— В принципе эта история повторяется. Как вам кажется, все может повториться? Вернее не так. Что надо сделать, чтобы этого не повторилось?

Я, честно говоря, не политик. Я от политики очень далек. Я даже не философ. Я просто фотограф. Так сложилась жизнь, что я закончил физфак, а в конечном итоге стал фотографом. Поэтому давать какие-то рекомендации о том, что можно сделать, чтобы это не повторилось, я не беру на себя такую ответственность говорить. Я просто могу сказать, что не приведи Господи пережить это еще раз. Я думаю, что сегодняшнее поколение людей, которое живет уже в наше время, тем более молодежь, которая даже родилась уже после исчезновения этого государства Советский Союз... Я уверен, что никто не допустит такого повторения.

01:09:52

— А что, на ваш взгляд, надо делать, чтобы сохранить память? Ведь надо же память сохранять в этой жизни. Согласны?

Да, конечно. Память обязательно нунжо сохранять о тех людях, которые понесли такое тяжкое бремя через всю эту жизнь. Безусловно. Я очень сожалею, что я не могу сейчас найти даже свободное время и съездить на могилу своего деда, который был захоронен в Кировске Мурманской области. Я не могу сейчас съездить на могилу своих родителей. Я, често признаюсь, я боюсь ехать на Украину. Мне страшно ехать на Украину.

01:10:38

Почему? Я недавно там был. Такие люди там <неразб.>. Случайно там оказался. Такого отношения, честно, давно [не встречал]. Все хотят в Россию почему-то. Ладно. Это, конечно, не относится к интервью.

01:10:58

— Скажите, а в каких ситуациях вы вспоминаете дедушку с бабушкой? Вы все равно в курсе. Вы столько рассказываете. История вашей семьи все еще в активе. В каких ситуациях вы вспоминаете? [Это] Интересно. Когда что-то у вас получается, всегда же мы обращаемся к [родным], как бы они на этом месте отреагировали, поступили, получилось бы у них. Мы наследники, наверное...

Во-первых, скажем, до 2010 года я очень мало знал об истории своей семьи по линии отца. Я говорил же, что отец никогда не рассказывал о своем происхождении. Когда я заикнулся уже в 1964 году о том, что двойная фамилия Караффа-Корбут, он сказал, [что] нет-нет, никаких шляхтичей, ничего нет. На сегодяшний день знать свои корни - это необходимость. Меня свербило: как так, почему, кто-то же как-то... Я знаю своего дедушку Антона. Я его не видел, но у меня есть фотографии. Я знаю, что он был. Бабушка Филиция. А дальше? А дальше-то кто? Это было очень... Как не знать своих корней. Нонсенс. Я после всего этого решил, что надо обратиться в минский Национальный архив. Какие-то документы там были. Прислали ответ. Долгое время собирали архив, потому что поднятые материалы - очень большие за очень длительный срок, начиная от 1803 или 1804 года и [заканчивая] перед революцией. Все равно. Объем - больше ста лет. За столетний период. А в некоторых документах, относящихся к началу XIX веку, дается ссылка на 1712 или 1713 год (или 1716). Как-то так.

01:13:50

— Вы этим занимаетесь. Вы нашли [документы]. Сохранились, слава Богу, архивы, потому что многие не сохранились. Вы согласны с тем, что в тот период, когда были аресты и миллионы людей от этого всего пострадали, все равно какая-то связь поколений была оборвана. Кто-то отрекался от родителей. Не все, понятно. Последствие этого периода в том, что какая-то связь поколений так или иначе [была оборвана].

Конечно. Я согласен с вами о том, что связь поколений прервана. Да, действительно, это так. Я нашел только родственников по линии отца. А по линии мамы я найти, к сожалению, никак не могу. Честно говоря, даже затрудняюсь сейчас, куда можно обратиться, потому что... Насколько я знаю, они жили где-то в Ростовской области. И упоминается в рассказах моей мамы [город] Гуково. Еще какие-то населенные пункты, которые сейчас находятся уже на Украине. Поэтому тут настолько все сложно, тем более учитывая современную политическую обстановку. Трудно где-то как-то найти. Я знаю, что мама... Поскольку изначально выслана была практически вся семья, исключая только старших, которые имели свои семьи, то получается, что половина семьи канула в лету еще на Южном Урале. Даже большая часть. Я, судя по портрету своего деда Филиппа, кучеряшки мне от него достались. Он сам - казак с курчавой бородой, шевелюрой. Как мама рассказывала, там крови казаков намешано [много].

01:16:20

— У меня вопрос. Есть люди разные. У всех разный опыт. Кого-то сажали. Кто-то смотрел издалека. Кто-то оставался. Вопрос, который я бы хотел задать. Мне кажется, он касается всех. Вы же помните ссылку, где вы родились и прожили достаточно долго. Какое для вас лично самое главное последствие того опыта, который вы перпежили. Вы не осознавали того, что вы в ссылке. Вы маленький были. Но опыт-то был. Для вас какое последствие?

Последствие ссылки?

01:17:02

Опыт, который вы вынесли оттуда.

01:17:15

Ребята, давайте жить дружно. Я вспоминаю... Все-таки детство не было омрачено черными воронками. Прошли эти зеки - ну и прошли. Их увели на работу или с работы. И все. А для нас пацанов было [нужно] побегать, погонять мячик, чего-то такое. Мы не задавались этими вопросами, почему они тут ходят, почему мы здесь оказались, то есть почему мои родители здесь оказались. В то время мы не забивали себе голову такими вопросами. У нас другие проблемы были. Где мячик достать? Почему у тебя мячик такой, а у меня не такой? Где хорошую красивую палку срубить? Где ножичек [взять]? Проблемы были другие, поэтому в детстве все это не видишь и не слышишь, можно сказать, всю эту политическую подоплеку, то есть жизни, которая тебя окружает, и в результет чего ты находишься в данном месте в данной ситуации. Поэтому сейчас если проецировать это все на сегодняшнее время, я бы своей внучке такого не пожелал. Не оказаться ни в бараке, ни в той же самой малоэтажке. И не оказаться даже на том Крайнем Севере.

01:19:19

— Как вы можете оценить роль Сталина, Ленина в истории нашей страны?

Ленин - авантюрист. Сталин... Руки в крови. По локоть. Может, больше.

Павел Феликсович Корбут

Павел Феликсович Корбут Полная версия