Мой ГУЛАГ

00:00:06

— Расскажите о своих родителях. Как папа в Россию попал? Где они с мамой встретились?

Мама работала на лесозаводе в Маймаксанском районе города Архангельска.

00:00:26

А он приехал... История, конечно, очень запутанная. В 16 лет в Индии набирали молодых людей. Там их обучали. Через Афганистан они были переправлены в Россию. Там тоже война какая-то шла, не знаю, какая война. Он там поработал, в Российской армии, фельдшером был. Какое-то время он там жил. Военным помогал, что он там делал, я не знаю точно.

00:01:45

Потом его оклеветали и российские военные отправили его на Север. Там, в заключении, он пробыл несколько лет.

00:02:06

В 1940-х годах он приехал к нам в Маймаксанский район. Его взяли на работу. У нас не сам город был, а пригород, все лесозаводы. А наш лесозавод был через переправу, на полуострове. Отец поступил на работу, его взяли и он стал работать. И там, на лесозаводе №23, он и познакомился с моей мамой.

00:02:58

А у мамы до этого был муж Воропаев. Его забрали в армию, он служил в НКВД. Я еще помню фотографию его. Такой шлем у него был, а на шлеме звезда. Он пропал без вести. Мама жила одна года два. Потом познакомились [с отцом]. Она была тоже черноволосая и он черноволосый. Как познакомились, я не знаю, но стали жить.

00:03:51

И вот в 1942 году родилась я. А через два года родилась младшая дочь. Она еще маленькая была, ничего не понимала, ясельная А мне было 3 или 4 годика. Я вообще-то все понимала и в садик ходила за 4 км от нашего поселения.

00:04:36

Я помню, как приехали к нам в дом, деревянный дом, люди какие-то. А мы были все дома. И вдруг меня как бы отстранили, маленькую девочку, и его (имеется в виду отец) повели за дверь. Я говорю: «Папа, папа!» – а уже никто не слышит. Его увезли. Мама меня в сторону отвела, чтобы я не видела и не слышала ничего, потому что я еще не понимала этого дела. А уже потом, с возрастом, я уже поняла, что его забрали и увезли в Сибирь. Письмо он посылал и я ему писала. Мне тогда уже было лет 6 или 7.

00:05:37

Я с 6 лет пошла в школу, с этого времени уже все понимала, потому что мы были одни. Никто за нами не ухаживал. Мама на работе, а мы сами по себе. Старший брат только был, Юрий его звали. Юрий Иванович. Росли вот так, сами по себе. Выросли. Я до 6 лет была дома. С 6 лет в школу пошла. У нас поселок такой был, что в одну сторону нужно было идти 4 км, там мама на лесозаводе работала, а в другую сторону 4 км - школа. И я туда-сюда, туда-сюда. Выучились мы там. Когда зима была, мы ходили в школу по Северной Двине. Там был лед, все сковало. Так было быстрее идти к школе. А весной, когда уже Северная Двина разливается, ходили там, где деревянные отбросы. Нас ведь много там детишек было и все вместе мы ходили. Я окончила 10 классов и тут уже началась моя жизнь.

00:07:41

А как отец приехал? Отец приехал, когда мне было примерно 10 или 11 лет. Каким он мне показался? Высокий, чернокожий, худощявый. И здесь я его рассмотрела, мы познакомились, конечно. Дети познакомились. Стол накрыли, позвали знакомых, и все вроде бы нормально, но через неделю с лесозавода №23, где он работал, его забрали в больницу. Там у нас больница была. У него выявили рак желудка. Я как раз его проводила туда, посидела с ним рядышком и пошла домой. А ему делали операцию.

00:09:00

Я только дошла до дома, как вдруг мне объявили (потому что родителей у меня не было, я сама по себе была), что отец умер. Я побежала к людям, у которых был телефон, попросила позвонить, узнать. Сказали, что отец умер на операционном столе. Это было весной, я помню. Ледоход шел. А через праву [переправу] паром ходил от нашего берега, где 23-ий лесозавод, на 22-ой лесозавод. Там, где мы жили, там не было ничего.

00:01:03

Нас детей не взяли на похороны. Просто отодвинули и все: «Вам нельзя!». Это я помню. Я еще плакала: «Ну как же, папу-то надо проводить». «Нет-нет-нет, мало ли что там случится. Лед идет». Там, на 22-ом лесозаводе его похоронили. Там у нас большое кладбище было. И нам, детям, не показали, где он захоронен. А через год я маму спрашиваю пойти посмотреть, где отец. Мы поехали, а мама не могла найти могилу. Уже много-много могил появилось и она не смогла найти. Сказала, что около забора, а там все новые могилы. Тогда хоронили, видимо, могила за могилой, над могилой. И так мы, дети, не знали своего отца.

00:11:51

Фотографию я видела его. Единственную, куда-то она тоже задевалась.

00:12:05

Тяжелое время было, очень тяжелое, голодное. А как папы не стало, начались проблемы с продуктами. Очереди большие были. Мы вставали в 5 ч утра, занимали очередь за песком, за мукой, за всеми крупами, которые нам привозили. Это было страшно. Мы, дети-подростки, что понимали тогда. Видели, что очереди большие. К нам относились не очень хорошо. Мы были чернокожие. Я-то еще немножко белая, а у сестры моей черная кожа была, как у отца. Поэтому к нам относились так, не очень хорошо. Мои тогда и не понимали этого ничего. Поняли только тогда, когда выросли уже. Вот такое детство трудное пережили. После 10 классов я хотела поступить в медицинское училище. Но пришла туда, заявление написала, а они мне – отказ, поворот. Я говорю: «А почему вы меня не принимаете медицинское училище? Вы же знаете, что мой отец работал!» Они знали, и отца моего знали. «Нет, нельзя, потому что он был враг народа.» От ворот поворот мне сделали. Ну вот и пришлось мне идти в дошкольное учреждение, туда заявление написать. Но там уже не спрашивали, кто отец. Там написала заявление – и все, и приняли. Но я училась заочно. Я работала и училась. Три года проучилась заочно и работала одновременно. Мне было лет 16. О-ой.. Это зимой, через реку, ночью. Заканчивали учебу уже ночью, в 10-11 вечера. И надо было на трамвае из города ехать к нам сюда [домой]. Но до 22-го лесозавода ходили трамваи, а от него нужно было через реку переходить. А иногда бывало: ледокол пройдет и русло такое оставит. Вот это русло. Как [неразб.] перейти русло? Вот и ходишь одна-оденешенька через это русло. Вечером же замерзает, раз зимой это [происходит]. Зима холодная, температура такая низкая, но немножко замерзает. И там люди проделывают такой переход, из досок. По этим досочкам вот так вот и переходили. Очень страшно было, конечно, очень страшно. Ну что поделаешь, надо было учиться, надо было заниматься.

00:15:39

— А весной? Как же весной?

А весной приходили уже теплоходы. Нам тогда дали уже, в то время. Когда отец умер, тогда ледоход [пароход?] перевозил людей, а потом уже теплоходы дали. И уже мы на теплоходе с одной стороны реки на другую сторону реки [переправлялись]. Так я и выучилась там и стала работать воспитателем детского сада. Уже у нас дома-то не было, потому что он сгорел или что там случилось, я не знаю, потому что я в это время жила в общежитии на 23-м лесозаводе. Когда я окончила это училище, то меня позвали работать в город Череповец знакомые. Они уехали раньше и получили квартиру в Череповце и вот мы договорились, и они меня позвали туда жить. Я уехала из общежития. Мама в это время вышла замуж за другого человека и, раз негде было жить, уехала к нему жить. Но в этом же [районе – видимо, имеется в виде район города] 23 лесозавод, только в другую сторону от завода. Все равно, хорошие дороги. Там лесовозы ходили, там все ходило. Но потом что-то произошло с ним, и он умер, моментально умер. Я даже не поняла, что там с ним случилось. Мама не больно рассказывала об этом. Ну ладно, я уехала. Она стала жить одна, там, в этом доме. Тоже деревянный дом, тоже поселок. Забыла, как он называется. Недалеко от работы. Я приехала в Череповец. А тут ни одного знакомого-то нет, кроме вот этих вот мужа и жены, которые приехали сюда. На квартиру, ну, как бывает, что приедешь, негде жить, так кто-то пускает на квартиру. Вот меня пустили тоже на квартиру. И я здесь пошла, меня взяли. Воспитателей не хватало. Но так как у меня имя-то вот такое интересное, да и фамилия Хасанова, Хасанова, и Гульзара, и отчество Мирза Гулямовна. И меня долго не могли пристроить, но потом все-таки в городской, не в заводской детский сад, а в городской. ГОРОНО называлось раньше. И меня все-таки взяли. Не в большой детский сад, а в маленькие детские сады. Там небольшие детские сады в деревянных домах были, круглосуточная группа была. Я и на круглосуточной группе работала, и на дневном отделении работала. И так я проработала там много лет, очень много лет, в городском детском саду. Меня здесь многие уже узнали, так как я работала. И дети-то, у детей, особенно в круглосуточной группе, родители ведь отдавали детей. И у нас как бы понятие, разговор. Дети круглосуточные, мамочки, отцы работают. Ну и все нормально было, все хорошо. Но потом эти сады закрылись одновременно как как-то. Улучшение было. Уже детские сады появились улучшенные. Ну и до определенного времени я работала в городских [детских садах]. Потом это все закрылось, и я опять осталось без работы. Мне опять надо было искать работу. Хорошо, в заводской детский сад меня устроили. Здесь стало лучше, в этом заводском детском саду, он был в каменном здании, очень хорошем, в Заречье. А в это время уже я вышла замуж. Я вышла замуж и в заводском саду работала. Мой муж тоже работал на заводе. У нас так сплетение получилось. Он жил в деревянном доме, ему дали в деревянном доме, дом снесли ему дали жилплощадь, двухкомнатную квартиру. А я в это время жила в комнате, так как у меня до замужества появилась дочка (тут я уж не буду рассказать, почему она появилась). И мне дали вот эту комнату с ребенком. Мы объединили комнату и их квартиру. У него была мать живая еще, тоже больная, надо было за ней ухаживать. В общем, в трехкомнатную квартиру мы объединились все и жили. Жили долго. Мы с ним прожили 24 года, до 25-го не дожили. А почему не дожили? Да потому что вмешалась его дальняя [знакомая]. Он дружил с одной девочкой еще в своем время, когда еще молодым был. Видимо, у них там, это мне потом рассказали, произошло, что она забеременела. Ее мама с отцом не хотели, чтобы все это знали, и увезли ее на север. Так он не женился на ней. Не то что он не захотел жениться, это мне уже после рассказали, когда его родные, когда я уже за ним замужем была, родные мне это всё рассказали. Ну и вот, пришло время после 20 лет у нас житья, приехала женщина в квартиру и познакомилась со мной. Оказывается, это была эта девушка, у которой родился сын. С севера они уехали в Белоруссию. В Белоруссии они жили. Ну и она переманила его туда. Я, конечно, в таком состоянии была. Он запил, потому что я не отпускала, а она звонила. Она все время звонила. Он лежит на диване пьяный, я подхожу к этому к телефону. С ней разговариваю, говорю: «Чего тебе надо-то? Вот чего надо-то? У него уже ребенок есть». Но она все равно заманила его. Когда дочери у меня было… Когда алименты не стали платить? В 16 лет, да? Значит, дочке 16 лет исполнилось, и она [видимо, имеется в виду знакомая мужа] приехала, его забрала. Просто так забрала и все. В трехкомнатной квартире мы остались. Ну и пошло здесь. Обмен-размен. Все-все. И пришлось разменивать квартиру. Тут у меня старшая дочь помогла это всё разменять, посуетилась, и младшая помогла. И он уехал. Насовсем. Но, конечно, здесь были и суды. Через суд, через всё это я прошла. И остались мы в однокомнатной квартире, я и дочка. Ну, в общем разменяли мы трёхкомнатную на однокомнатную, а ему одну комнату оставили. Ой, в такой ситуации в трудной меня поддержал один человек. Он тоже работал раньше на металлургическом заводе. И он говорит: «Хочешь, чтобы у тебя квартира была, чем в одной комнате втроём?» Я говорю: «Да, конечно бы, желательно. Тут негде развернуться. Да что восемнадцать квадратных метров!» В общем он меня познакомил со своим другом. А этот друг был больной, а у этого друга была дочка. Она выпивала. Дочка жила совсем в другом месте, а этот друг имел вот эту квартиру, вот где я сейчас живу. Он привёл сюда меня, познакомил с этим мужчиной. Господи! Это что за квартира была! Вся-то, вся-то чёрная! Ну зайти в квартиру невозможно было! А этот мужчина ещё южан, которые приезжали на рынок продавать, поселял вот в эту комнату. А сам жил в той комнате. Я пришла и думаю: «Господи! Не знаю, что мне делать?» Думала-думала, думала-думала, и согласилась за ним ухаживать. Три года я за ним ухаживала. Потом этих южан мы убрали. То есть совсем выгнали этих южан. И я стала преображать эту квартиру, чтобы она была чистой, это все сделала. А [его] дочка жила тоже здесь, в Череповце, но только в другом районе. У неё была двухкомнатная квартира. И она тут начала меня терроризировать: «Зачем ты ходишь?» А этот мужчина [который меня в эту квартиру привёл], его звали Николай, он за меня заступался. У него [мужчина, за которым я ухаживала] два инфаркта уже было. Сначала он ходил ничего. И разговаривал, вроде медленно, но разговаривал. А потом эта [его] дочка ему позвонила, что-то она ему наговорила или про меня, или про что, и он лишился речи. Он мне звонит, и я не узнаю его голос. Я говорю: «Что случилось?» Я с ним не жила в это время, он жил один. Что случилось, он не мог внятно сказать. Я говорю: «Хорошо, я сейчас приеду.» Но я же работала в детском саду и тут занималась, и у меня не было свободного времени. И вот так она [его дочь] ему, видимо, сказала чего-то такое, и у него инфаркт получился, и он не стал разговаривать и слёг. Я и говорю: «Слушай, давай вызывай этих людей, которые бы»

00:29:58

Нотариус.

00:30:00

Да, нотариусов чтобы они заверили всё-всё-всё». Ну, я вызвала нотариуса, всё заверили, сделали, теперь мне надо за ним уход [осуществлять] я переехала. Я говорю: «Давай, я перееду в эту комнату, я её облагорожу и здесь буду жить». Так и сделали. И потом я здесь стала жить и за ним ухаживать. Ухаживала я за ним три года. Вроде всё нормально было. Старшая дочь вызывал

00:30:55

— ЖКХ?

Нет, из Церкви вызывала

00:31:02

— Батюшку?

Да-да, батюшку. Батюшка приходил два раза, с ним разговаривал. Всё было нормально. На третий раз он пришел, поговорил с ним. Меня не пускали они. Один на один разговаривали. Пришел на третий раз, вроде сделал всё хорошо. А на следующий день ночью он умирает. Я прихожу утром. Он уже умер. Пришлось вызывать врачей, вызывать скорую. А ведь я такая женщина, что я не умела ничего этого делать и вызывать ничего, но пришлось это всё делать, и пришлось хоронить его самой тоже. В общем всё на моих плечах. А до этого-то, до его ухода-то, вот эта дочка-то его тоже умирает. Она не сумела этим завладеть [квартирой]. Наверное, она ему сказала, что это квартиру она сама возьмёт себе. Вот у него инфаркт и получился тогда.

00:32:17

— Хорошо, с этим всё понятно. Давайте вернёмся к началу. Давайте вернёмся к вашему папе. Скажите, а вот когда он родился? Вы знаете дату его рождения? Когда и где он родился? И как его звали?

Он родился в 1901-м году в Индии, в городе Лахор около Пакистана. У его были отец, мать. Но они очень плохо жили. Они крестьяне были. Вот поэтому жить нельзя было, да. Поэтому в 16 лет он и ушёл. Призвался, ну, чтобы выучиться и чтобы дальше двигаться, да.

00:33:29

— А как его звали?

Его звали Мирза Гулям. Поэтому у меня и отчество Мирза-Гулямов через чёрточку, Мирза, чёрточка, Гулямовна. Это не я придумала сама, или у него было такое название, но я придумала сама через черточку. Когда я получала паспорт, мне надо было как-то фамилию и отчество [указать]. А как, кто мне подскажет? Как мне это написать-то всё? В общем, я такая была самостоятельная, что я всё сама сделала несмотря на возраст мой 15-ти или 16-летний.

00:34:16

— А скажите, чтобы как-то прояснилось. Итак, он родился, потом он пошёл там в индийскую армию...

Нет, он в армию не пошёл в Индии, а пошёл… Их там…

00:34:32

— Вербовали?

Их там вербовали, 16-летних молодых людей, вербовали всех и учили в этом месте, где он выучился на фельдшера. Их там всех учили медиками быть.

00:34:51

— Это в Индии было?

На границе Афганистана и Индии. Вот в этом месте и вербовали. Это, видимо, российские военные были. Из Индии всю бригаду вербовщиков потом перевезли через Афганистан в Россию. Вот попал он когда в Россию-то.

00:35:24

— Это значит, если он с 1901-го года, 16 [лет], где-то в семнадцатом году, как раз во время революции наверное?

Да-да, вот революция была. В России, это на границе России и Афганистана, тут что-то было. Тут у нас военная база была или что-то такое. Он работал здесь, лечил этих военных-то, парней-то молодых.

00:35:49

— А потом, что вы говорите, его куда [направили]?

А потом что-то у них там случилось. Не знаю что, но что-то случилось. Его забрали и через всю Россию увезли.

00:36:12

— В лагерь?

В лагерь. Какое-то там второе название. В общем, в лагерь увезли. И он в лагере там пробыл сколько-то лет в сороковых годах.

00:36:28

— Но его тем не менее отпустили, реабилитировали.

Нет реабилитировали после того…

00:36:32

— Я имею в виду, это было после того, как он сел в лагерь? Потом, когда с мамой-то познакомился, его уже выпустить должны были.

Да-да, тогда его реабилитировали. Первый раз реабилитировали. Это нас ещё не было. Мы еще тогда в утробе были. Это первый раз [реабилитировали]. Вот тогда он и познакомился с мамой.

00:36:54

— А вот теперь про маму. Когда она родилась? Как звали маму? Из какой семьи?

Семьи я её не знаю, но семья была малообеспеченная. Она даже не рассказывала нам. Она вообще ничего не рассказывала о своей семье. Но она была вологодская. Род ее был вологодский. У неё родители там, видимо, умерли, или переехали в Архангельск, я не знаю. Но она оказалась в Архангельске, вот в этом запустении, в этом селе или, как его назвать, не село было, а городского типа

00:37:41

Поселок городского типа

00:37:43

Посёлок городского типа. И вот здесь вот она и жила.

00:37:52

— А когда она родилась?

Она родилась в 1912 году. А вот месяца я уже не помню.

00:38:08

— А как звали?

Мария Егоровна. 1912-го года рождения.

00:38:24

— И там же она вышла замуж.

Нет, она замуж-то не выходила.

00:38:28

— За первого мужа не выходила?

За первого выходила! Вот замужем-то она была за первым мужем. А вот за второго-то она не выходила. Она просто жила гражданским браком.

00:38:38

— С Вашим папой?

Да. Потому что нельзя было развод взять. Ей говорили, не то что развод, жениться нельзя было, потому что муж-то был НКВДэшник.

00:38:57

— Как вы сказали, первый муж, он же умер. Она два года одна была.

Он не умер! Он без вести пропал! В армию его забрали, когда сыну Юрию [от первого брака?] было тоже немного лет. Сколько лет, я не помню, но немного. До 1940-го года его взяли в армию, и он без вести пропал. [Его] не могли найти. Ей [маме] пришла бумажка, что он без вести пропал. НКВДэшник. Куда он пропал без вести? Где он служил?

00:39:41

— То есть она считалась как будто замужем всё равно.

Да, она считалась замужем.

00:39:46

— И поэтому она не могла выйти за Вашего папу?

Да, и ей не то что не разрешали, а ей, видимо, кто-то сказал из вышестоящих: «Не выходи замуж, тебе будут льготы. Ты же бедная». И ей давали льготы за мужа. И поэтому мы вот так со льготами жили. И всё бесплатно давали.

00:40:25

— Скажите, а вот по рассказам мамы (конечно, сами не помните), а в чём обвинили папу, вашего отца?

Моего отца обвинили в том. Когда он работал, все люди знали его как хорошего человека, умного, хорошего человека. Он хорошо лечил людей и на той стороне Северной Двины, и на этой стороне Северной Двины. Его все знали. В то время война ведь шла, Отечественная война. А так как он «черномазый» был, то есть кожа его черная [была]… А люди недобросовестные (имеется в виду «недоброжелательные») заявили, что он связался с другими людьми. И эта ячейка или группа, или как их назвали, не знаю, эта группа пошла против Советского Союза. Они против шли. А он же иностранец был. У него паспорт был индуса. Ещё какие-то документы у него были, я не знаю. Но точно, что он иностранец. А эти люди, которые завидовали, подставили его и еще других людей. Я читала. В Череповец когда приехала, мне дали документ, который я могла прочитать, из архива. И там было написано, что его подставили. Не только его, там многих подставляли. И подставляли ещё вот этих людей из церкви, много-много людей. Там так все и написано, что их подставляли и забрали. Всех вот этих, кого подставили, всех их забрали. Хотя он и не думал об этом, и ничего такого-то не было, все нормально жили. Ну ему дали пять лет, забрали на пять лет. А пробыл он там в Сибири… Я ещё помню, письма, когда я писала ему в Абакан, Абаканский район, где-то в Сибири, я не знаю, теперь уже я забыла, где он находился, но там очень трудно было. Очень-очень.

00:43:37

— И сколько он пробыл в общей сложности?

В общей сложности он пробыл больше пяти лет, потому что он приехал в Архангельск, когда примерно мне было семь или восемь лет. Маленькая, ну что еще?

00:44:02

— Вы говорили, когда его забрали, Вам было 3 года с чем-то. Но у Вас всё равно (здорово, что Вы помните), когда Вас «отодвинули в сторону, чтобы Вы не видели, Вас убрали», а, может быть, какие-то впечатления Ваши, воспоминания, ощущения, какие-то эмоции [помните]. Всю жизнь с мамой, папой, до того, как его забрали, вот Вы помните оттуда что-то?

Нет, конечно, в таком возрасте?! Нет. Я что только помню… Я помню, когда его забрали, у нас был комод, был у нас сундук. И вот, когда маленькие мы были (еще помню это место), открываю комод (мне, наверное, было лет пять уже, потому что в четыре года ещё не помнила), а там много-много таких таблеточек маленьких. Думаю, что такие за таблетки-то там. Я лизнула эту таблеточку. Ой, какая кисленькая! И эти таблеточки начала в себя… Есть-то нечего было. Мы тогда с голоду умирали. Эту таблеточку – и одну, и вторую, и третью. А младшей сестре я не давала. Я только одна… И даже брату не говорила, что я таблеточки там нашла. А потом-то, когда я уже взрослая была [догадалась]. Это были таблеточки витамин C. Потом, когда подросла, я увидела эти книжки, в пять-шесть лет. Книжки медицинские там были. Тоненькие книжечки, и была вот эта книга толстая, которая вот здесь лежит. И эту книгу я начала смотреть – все там по медицине. А я же училась. Нормально училась, в первый класс пошла, уже начала учиться. И, в последствии, эту книгу я всё у себя держала. Никому не давала. А те книги куда-то делись, я не помню куда они делись. А вот именно за эту книгу я боролась. Я говорю: «Это моя книга, моя. Раз мой папа фельдшер, я буду тоже фельдшером». Почему я и поступала, но не поступила, так как не разрешили мне. Это была его книга, все его книги были там.

00:46:58

— А что мама рассказывала, когда папу забрали? Был какой-то обыск? Забирали какие-то вещи? Опись [была]? Расскажите.

Точно! Они пришли. Был обыск. Был обыск! Но была годовалая дочка – вторая сестра, а мне было около 4-х лет. Ну чего было забирать?! Было две комнаты, две кровати, кухонька, всё, больше ничего не было. Они посмотрели, говорят, хотели конфисковать – дом этот конфисковать. Но они посмотрели, что у нас такая обстановка. Ничего хорошего там не было. И оставили этот дом. Оставили. Два ребенка несовершеннолетних, мама одна, и сын-подросток. Они оставили это все. А его-то имущества никакого не было.

00:48:05

— А книги?

Вот эта книга!

00:48:08

— А книги не взяли?

Не взяли. Нет-нет! Где они были, эти книги, я уж потом посмотрела в этом в комоде-то. А в комоде-то там много белья было. А за бельём вот это всё. А белье – простыни. За ними не видно великих книг. Ну вот и так она у меня осталась. Ну, ничего не конфисковали. А потом, когда уже мне 16 лет было, решила узнать, есть ли его имущество или нету его имущества в других городах? В Лахоре, там, где он в России жил, где-то там тоже чего-то ведь у его [осталось]. Раз он долго там жил, лет, наверное, пять или шесть. Наших военных лечил. Он же не один год там лечил. Но мне пришли ответы, что никакого там наследства у вас нет, нет наследства. Ну вот бумажки все здесь. Я их не выбрасывала.

00:49:44

— Скажите, пожалуйста, вот Вы остались жить. Его [папу] забрали. Вас не выселили? Мама-то не была за ним [замужем]. То есть Вас не выселили?

Нет. И маму не выселили, никого.

00:49:56

— И мама продолжала работать?

Да, мама продолжала тут же работать, на 23-м лесозаводе. Это деревообрабатывающий комбинат был. Вот так мы остались в этом доме.

00:50:11

— Скажите, а когда его забрали… Его же куда-то забрали? Мама пыталась найти, узнать, где он находится, какие-то действия [предпринимала]?

Нет, она была неграмотная. Она не могла расписаться. Она вообще была неграмотная. Забрали его, и всё. До первого письма его, когда к нам пришло письмо, тогда я читала его, где-то мне 7 лет, наверное, было (ну, я не помню, сколько лет), но я помню, что я читала это письмо, и там было написано, в каком месте он находится. Помню – Абакан, а больше ничего не помню.

00:50:51

— А мама читать не умела?

Мама не умела читать. Она была неграмотная.

00:50:55

— И вы ей читали.

Я читала.

00:51:03

— А потом, вы говорите, папа вернулся через пять лет, а Вы сами момент помните, когда он в дом вошел?

Нет. Сам момент я не помню. Я помню только, когда он зашел в комнату, вот такой (показывает жестом высокий рост) … Я на его посмотрела. И мы уже тут… Так как у меня к мужчине [этому] никаких [чувств] не было. Не было отца, так я и отца не знала. Ну все равно прижалась к нему. Потом уже постепенно, постепенно. Всего неделя у нас была общения. У него рак обнаружили. Видимо, ещё обнаружили рак-то там, где он отбывал срок.

00:51:56

— Может, его отпустили поэтому?

Нет, уже закончился [срок]. А он там еще проживал несколько лет, наверное, года два или три. Не мог выехать оттуда, или денег не было у него. Но там проживал он с какой-то женщиной, которая и высылала его сюда. То есть денег дала [на дорогу]. Вот он и приехал сюда.

00:52:26

— А как вы поняли, что это ваш отец?

Да по фотографии. Мама сказала. Мама говорит: «Вот твой отец приехал, отец приехал». У него паспорт, Хасан Мирза Гулям, индус. А он индус, так и я индуска, а младшая дочь, младшая сестра точь-в-точь его! Точь-в-точь, такая же чернокожая! Я хоть – у мамы хоть немножко белая кожа была. Ну слилось, видимо, все. Вот я вот такая была [показывает на свою кожу]. Вот такая вот [смех]. Белокожая была. Это сейчас я загорела.

00:53:22

Секунду, мы поменяем батарейку. Пишем.

00:53:31

— Cкажите, пожалуйста, вот папа приехал. Вы неделю с ним всего лишь провели вместе. Вспомните, пожалуйста, о чем Вы говорили? Он же, наверное, интересовался, как дети его жили, пока его не было?

Нет, он разговаривал плохо по-русски. Он плохо разговаривал, поэтому я его речь не очень понимала.

00:53:55

— То есть за столько лет, если он в 1919 году приехал. Это ему уже был сорок какой-то год. Это почти 30 лет он [прожил в России].

Так, подождите, а почему в 1919 году?

00:54:08

В 1919-м, я прочитал где-то в книжке.

00:54:10

Нет. Там не было 19-го [года].

00:54:13

— Но если он с первого года, в 16 учиться пошёл, даже если 20 лет ему было, когда он в Россию попал, а здесь ему было уже, наверное, за сорок.

Да, примерно за сорок.

00:54:26

— И все равно он [русский язык] плохо знал.

Да, плохо знал.

00:54:30

— Ну хоть как-то с ним Вы тогда общались? Как-то говорили?

Не было времени. За такой маленький период не было времени пообщаться. Мы общались в больнице, мы сидели вместе с ним. Он меня держал на коленках. Всё говорил, язык коверкал. Я вообще ничего не поняла.

00:55:10

— А как же с мамой они общались?

А вот уж я не знаю. Мама мне не рассказывала. Они до чего нелюдимые были к нам, к детям. Они между собой общались, а нас отправляли в разные углы играть, или в другую комнату, или на улицу отправляли. То есть мы не слышали их речь. Вот в чем дело.

00:55:40

— А Вы пошли когда учиться в школу, когда Вы учились в школе, Вы где-то сталкивались с тем, что Вы дети врага народа? Хоть он вернулся, он же не был реабилитирован всё равно. Когда Вы поступали [учиться на фельдшера], это Вы рассказывали. А вот когда в школе учились?

Когда в школе учились, никто ничего не знал. Может учителя-то и знали, но они ничего не говорили. Нас не унижали, все учителя относились к нам очень хорошо. К младшей сестре я не знаю, как относились, а ко мне, которая любопытная всегда была (смеётся), относились хорошо.

00:56:39

— А в пионеры Вы поступили?

Была пионеркой, комсомолкой. Только меня не взяли в партию. Я писала заявление. Вот когда написала заявление, чтобы меня приняли в КПСС, мне там отказали. Вот где отказали!

00:57:02

— Почему?

Из-за отца! Потому что отец был индус, не русский, иностранец. А в пионеры приняли, в комсомол приняли. А в партию не приняли. Вот уж почему – это мне неизвестно. Поэтому я оттолкнула всё, не стала разбираться.

00:57:26

— А вот когда в пионеры, комсомольцы [принимали], там же тоже надо было рассказывать про родителей: где мама, где папа, рассказывать. Я там тоже был. Когда принимали, что Вы рассказывали?

А вот этого я не помню. Потому что, раз мы жили в захолустье, и школа была в захолустье, с той стороны и с другой стороны, так нас не очень и спрашивали. Кто отец, кто чего. А отца у меня уже не было. Спросили, кто отец, сказали имя и фамилию и всё. Ну в общем я не слышала, не помню, чтобы кто-то что-то спрашивал.

00:58:14

— А вот интересно, Вы говорите, мама была неграмотная. Она все равно любила отца, ведь он такой необычный?

Конечно, наверное, любила. Ну как можно сказать? Я не видела любви ни к нам, ни к кому. То есть мы не видели этого ничего.

00:58:35

— Но тем не менее, когда он был в лагере, потом, после смерти, она [мама] вспоминала вообще когда-то? Потом она же пожилая была, она вспоминала отца?

Как же не вспоминала? Как не вспомнить? Я её просила, ну пойдем на кладбище, ещё посмотрим. А потом уже, когда мы не могли найти его могилы, тогда уже какое-то забытье было. Но я всё равно всё время помнила!

00:59:17

— А когда мама умерла?

Мама умерла, когда ей было примерно семьдесят или семьдесят пять лет. Вот такой возраст. Но до этого она воспитала внучку младшей дочери. Она вообще была такая женщина. Была на пенсии, но и воспитывала её. Фотографии еще есть.

01:00:04

— А дома когда-то говорили про Сталина, были какие-то разговоры о политике тогда у вас?

Нет. Она была неграмотная. Она никогда не вспоминала. Это мы, когда учились в школе, тогда уже о Сталине, Ленине всё говорили нам учителя.

01:00:31

— Что всё?

Что Сталин плохой, потому что наших отцов он посадил, что мы выросли без отцов. Мы безотцовщина. Вот в Гулаг посадили. Как называется одним словом?

01:01:09

Репрессировали.

01:01:10

Да. Репрессировали, всех репрессировали.

01:01:16

— А среди детей в школе, где Вы учились, были еще дети, у которых тоже родители пострадали?

Ой, много было! Много детей было, которые пострадали. Мы в нашем селении были единственные, а в другом селении много детей было, которые пострадали. А чтобы найти этих родителей. Никто ни о чем не говорил. Они боялись говорить об этом. Просто боялись говорить.

01:02:17

— Но вы знали, что у них тоже у кого-то [родители репрессированы]?

Конечно! Но на эти темы они не разговаривали.

01:02:28

— А вот Вы сказали, что Вы с 1942 года. Сталин умер в 1953 году, Вам было 11 лет. А Вы помните, как умер, Вы же в школе тогда были? Вы помните этот момент?

Как умер, помню. Только я не в школе была.

01:02:41

— Извините, я попрошу, чтобы имя «Сталин» прозвучало.

Я помню, когда Сталин умер. Я дома сижу на диване. Радио говорит. Радио было, знаете такое круглое [показывает руками]. Вот такое круглое, Молотова, или, как его называют, это радио было раньше. И вдруг по радио какой-то звук такой, и говорят, умер Иосиф Виссарионович Сталин. Я как сидела, рот открыла. Как умер? Я сама себе говорю: «Как умер? Сталин умер!?» А по радио-то дальше продолжают говорить. Я сижу как немая, не могу… Я не понимала, Сталин плохой или хороший. И мне показалось, что Сталин хороший и он вдруг умирает! И в таком состоянии сидела полчаса, наверное. А была одна, дома-то никого не было. И такое вот состояние могу сказать.

01:04:18

— А потом, когда мама пришла, Вы как-то обсуждали?

Нет. Не обсуждали, потому что она не хотела говорить ни о чем. Она просто молчала, без всяких реплик. И я ей ничего тоже не говорила.

01:04:38

— А Вы можете произнести, что мама не хотела обсуждать.

Мама неграмотная, не хотела обсуждать этого, что Сталин умер. Потому что она знала, хоть и неграмотная, но по слухам-то знала, что много людей, много детей осталось без отца, всех забирали. Это было при Сталине.

01:05:08

— Потом Вы пришли в школу, это был март. И там уже, наверное, линейки [были]. Как смерть Сталина отмечали в школе?

Мы не отмечали это.

01:05:19

— Ну не отмечали, собрали всех детей на школьную линейку, не помните?

Нет. У нас детки до 4 класса. Мы учились – рядом школа была, две школы было: до 4-го класса и с 4-го по 10-й класс. Так вот, мы, когда учились до 4 класса, нас собрали, позвали всех в круг, два круга такие были. И мы ходили вот так вот [показывает руками] вокруг и пели песни. А вот какие песни пели, я уже забыла. Но этот круг большой-большой. Может, это и было как бы прощание со Сталиным. Но я не помню. Не помню, не знаю.

01:06:32

— А в каком году забрали папу? Это же после войны, получается?

После войны. В 1945-м. Когда мне было три или четыре года, а младшей годик.

01:06:45

— Вы можете просто произнести, что папу забрали в сорок пятом году?

Да, папу забрали в 1945-м году, когда уже война закончилась Отечественная. Всё было нормально, всё было хорошо, жили нормально, и, вдруг, раз - моментально взяли и забрали.

01:07:02

— На фронте он не был? Он работал в госпитале?

Да-да, всё равно работал в госпитале.

01:07:18

— Ну, а вот не было такого, ну конечно, в этой деревенской школе, ведь небольшая школа, наверное, была или большая?

Школа большая. Когда мы перешли уже в пятый класс в большую школу. Она была двухэтажная, деревянная, большая, окна высокие, парты такие вот [показывает руками]. Ну, как обычно, парты такие вот большие. Ну, мы ещё маленькие были. Рост-то маленький был. Но больше времени мы были в школах. То есть как проживали в школах: с утра уйдем, а вечером приходим. Все часы, с утра до вечера, мы всё в школе были. Потому что нас кормили.

01:08:20

Это группы продленного дня какие-то такие были.

01:08:23

Наверное, да. Да, потому что нас кормили там, учили там, ну, всё делали там. А вечером отпускали домой. И мы вечером ходили. Темно было, всё равно домой спешили. Но тогда такого не было, чтобы кто-то напал на детей. Хоть и темно было, но мы приходили нормально домой, не так, как теперь.

01:08:59

— Вы говорили, что когда Вы хотели врачом быть – не получилось, в партию – не получилось из-за отца. А были же какие-то еще, наверное, случаи, когда Вас упрекали, что Вы – дочь врага народа, косо смотрели. Какой-то негатив с этим связан, как еще это на Вашей жизни отразилось?

На моей жизни это не отразилось! Потому что я из этого поселка. 23 Лесозавод, поселок такой был. Меня там, наверное, не любили, потому что, когда я окончила педучилище, наверное, было такое ощущение, что не должны были брать [на работу], я не должна быть воспитателем в детских садах. Почему я моментально уехала-то. Вот, наверное, из-за этого я и уехала! Сменила место жительства. Чтобы меня не знали: кто я, кто мои родители. И вот в Череповец приехала, совершенно незнакомый город: они меня не знают и я их не знаю. И в Череповце я провела все дальнейшую жизнь. Никуда больше не выезжала.

01:10:30

— Гульзара Мирза-Гулямовна, Вы говорили о том, что папа писал письма. А на каком языке он их написал? [Неразб.] прочитать?

Коверкал. На корявом русском языке. Но я понимала его. Некоторые слова не понимала, а некоторые понимала все равно. А потом мама мне говорила, что как-то фотографию [рисунок?] послал еще. Сам нарисовал нас сестрой, меня. Такая фотография была от руки нарисована. Видимо, он еще умел и рисовать что ли, я этого не знала. Но долго-долго эту фотографию я все время вынимала и смотрела. Это я помню. Вещи его, ещё не рассказала, в этом сундуке его вещи были. А вещи – это такая шуба, длинная такая длинная, мелкая такая [короткий ворс], не ворсистая, а просто вот такие вот ворсиночки. И вот открывала этот сундук и все время я её [шубу] гладила, так вот гладила, сидела задумчиво. Ну что-то, видимо, у меня там в голове, конечно, было, что нет отца. Повзрослела, начала я думать. О чём думать, нечего было уже думать: никого нет. Отца нет. Мама только одна. Мама ничего не рассказывала о нём. Так что не могу рассказать ничего.

01:12:41

— А скажите, вот он писал Вам письма, даже фотографии прислал. А что-то сохранилось из этого или ничего не сохранилось?

Ни-че-го не сохранилось!

01:12:49

— Вы сказали, что письма его не сохранились.

И письма его не сохранились и фотографии, те, которые я видела, не сохранились. Что произошло с этими со всеми, я не знаю, я только знаю, что в этом доме произошёл пожар, всё, что там было, сгорело. А в этом доме жила младшая дочь его. И, видимо, что-то у них там было. А я в это время жила в общежитии на 23 Лесозаводе, и, поэтому, ничего не сохранилось. Сохранилось мало. Вот я и говорю, что я с собой только брала вот эту книгу. Никому не давала, куда бы ни пошла, куда бы не поехала. Она всё со мной.

01:13:46

Ну да, вот как-то чудом сохранилась. Ни одного письма, ни одной фотографии.

01:13:49

Да потому что фотографию-то они были в альбомах, а альбомы с собой ведь не возьмешь. Вот и брала только одну эту книгу.

01:14:00

— Скажите, а какие-то индийские родственники, которые там остались, они как-то пытались найти какую-то связь с отцом? Какая-то связь с Индией осталась? Была?

Связи с Индией, со стороны отца никакой не было. Был у него брат. Как зовут, я уже не помню. А брат этот по-русски говорил очень хорошо. Видимо, он был каким-то в России… Приезжают в России…

01:14:43

Дипломатом.

01:14:44

Да, дипломатом (слово-то забыла). Они вместе, когда тот был старший брат, этот был младший брат, они не могли вместе соединиться что ли. Ну что-то у них произошло, я не помню.

01:15:09

Если он дипломат, он здесь может быть, а сюда он не имеет права ездить. А Вы жили вон где, в Архангельске.

01:15:16

А дипломат он был где-то за Москвой, там какие-то города, где-то в том месте, не северо-западном, где мы здесь на севере родились, а там, наоборот где-то. А каким дипломатом, не знаю.

01:15:42

— Они с папой не переписывались?

Нет

01:15:45

— А потом уже, когда не было Сталина и когда стало проще все эти индийские родственники, родственники брата, они пытались найти Вас, связь [установить]?

Связь они, может, и пытались [установить], мы не знаем. Но связи брата с братом не было вообще никакой. Нет, не было. Связи с его родителями никакой не было. Это я начала искать родственников.

01:16:20

— Расскажите.

Я начала искать родственников по [ТВ передаче] «Жди меня». Написала большое письмо туда, отправила им, всё описала, в этом [письме], но никакого ответа и привета этой передачи мне не пришло.

01:16:49

— А как Вы ещё пытались найти?

А ещё пыталась найти… Я писала в Москву, там, где жертвы политических репрессий.

01:17:08

Музей ГУЛАГа.

01:17:10

Вот, в музей ГУЛАГ писала. Из музея ГУЛАГа какая-то бумажка пришла. Что-то надо сделать. А где что найду, видимо, не до конца им там написала. И так осталась тоже без ничего.

01:17:33

— А скажите, отец был репрессирован. Он, Слава Богу, остался жив, к сожалению, ненадолго. А какие-то компенсации за него Вы получали?

Нет, никаких компенсаций. В бедности жили, никаких компенсаций, потому что она [мама], не была замужем за моим отцом.

01:17:59

Но Вы-то были родной дочерью и сестра.

01:18:01

Всё равно, нет там у нас никаких компенсации не было. Если бы мы были в самом городе Архангельске, может быть, там какие-то компенсации и были. А так как мы в глухомани жили, никаких компенсаций не было. Единственное, что нам давали: школьникам бесплатную форму, бесплатную еду. Ну там кормили бесплатно в школе. Вот это, может, компенсация.

01:18:42

Нет, это всех кормили, даже нас тоже кормили в школе, конечно.

01:18:49

— А вот интересно, мама ваша, она не была за ним замужем, она считается репрессированной? Тоже пострадавшей от репрессий она считалась?

Нет

01:18:59

— А Вы считаетесь?

А мы считаемся. И я и моя сестра считаемся, но в основном-то я теперь считаюсь, потому что она как-то этим не занималась.

01:19:20

— Но Вы как пострадавшие, Вы не получали ничего даже потом?

Когда уже пришло письмо, что он реабилитирован, то я считаюсь теперь как дочь репрессированного. Эта бумажка есть, и у меня льготы есть. А что по льготам так я не считаю ничего. Только единственное: раньше, когда ещё эта льгота была московская, тогда я могла на самолёте куда-то уехать бесплатно. По этим документам я могла по этой льготе бесплатно на поезде ехать до Москвы, другим районам. И ездила между прочим, в Москву, в гости, сейчас скажу, где мой брат жил. Это тогда они строили дорогу-то железную дорогу.

01:20:49

БАМ.

01:20:51

Точно, БАМ. Тогда брат написал, приезжай, мне осталось недолго жить, я хочу увидеть. А в это время я была у мамы в отпуске, в Архангельске. И вот я собралась. А в это время у меня была 11-летняя дочь старшая. Мы моментально взяли билет в Архангельске, и из Архангельска выехали туда, в БАМ. И он там рассказал мне, что ему недолго уже осталось жить, так как когда он служил в армии его облучили. Служил он на севере. Это Земля Иосифа.

01:21:55

Земля Франца Иосифа.

01:21:56

Да, вот там. И этот состав их, видимо, весь облучен был военных-то мальчиков-то этих молодых. А он не говорил, им запрещено было говорить, что они все облученные. Мне сказал только, когда я приехала туда, далеко-далеко. Он мне рассказал обо всем об этом. И когда я приехала домой обратно (я в месяц жила, или две недели вроде, две недели, наверное), и когда я приехала домой обратно к маме, то уже пришла телеграмма, что он умер. Ну то есть умер от этого обучения.

01:22:47

— А сколько лет ему было?

Ему было уже около 50-ти или 55-ти, он уже в возрасте был. У него остались там двое детей совершеннолетних или несовершеннолетних. После этого у нас никакой больше переписи не было.

01:23:16

— Скажите, пришло время сейчас говорить, сейчас мы все много знаем. А как Вы к Сталину относитесь?

C одной стороны, Сталин вроде нормальный мужчина был, но, двояко относиться надо к нему, и относилась двояко. С одной стороны хорошо, что он войну выиграл, как это назвать-то, а с другой стороны, очень много, очень много он посадил людей. Так вот я не знаю, как к нему относиться. Вроде я нормально относилась к нему, еще не понимая, кто он такой этот Сталин. Я знала, что наш вождь Советского Союза, вот и всё. Ленин, Сталин. После Ленина Сталин пришёл. Ну тогда мы к этому в те годы не очень-то и прислушивались. Хороший Сталин был, хороший. Это в наши года, до 16 лет.

01:24:44

— А сейчас?

А сейчас не знаю, вроде бы и непонятно, хороший ли он был или нехороший. Сейчас только хороший у нас Владимир Путин. А до Путина там тоже какие-то люди были, вожди, но мы, видишь, не дети, нас не учили к этому, потому что жили очень трудно, вечно ничего не хватало, еды не хватало, одежды не хватало, ничего не хватало. Так что хоть какой-то придет вождь нашей страны, они все равно ничего не делали к лучшему, совершенно. Но я не знаю, может, в Москве и в других больших городах, конечно, жили хорошо. Но вот в Архангельской области жили все очень бедно, очень бедно. Так что я про те города ничего не могу сказать.

01:25:47

Нет, не надо про большие города. Большие - это не в счёт, народ-то живёт в небольших городах. Как раз в маленьких живёт.

01:25:54

В маленьких живёт. Как раз народ не очень-то Сталина чтит, что ли.

01:26:07

— Вы говорили, что при прежних руководителях жили тяжело, а при Путине как живут?

А при Путине получше живут, не так, как при тех вождях, при тех вождях мы только по карточкам жили. Вот и ходишь, и покупаешь, что надо, по карточкам. Что купишь там? Мы ездили, когда я взрослая уже была, из Архангельска в Москву закупать продукты. У нас продуктов не было, у нас ничего в магазинах не было. Все ездили или в Санкт-Петербург, или в Москву. В Санкт-Петербург мало ездила, я ездила всё в Москву, закупала там продукты. Это я сама ездила.

01:27:03

Все ездили. Вся страна. Ну при Брежневе это было. А при Брежневе?

01:27:11

А я уже не помню, что при Брежневе было. Всё равно ездили, всё равно не хватало ничего.

01:27:16

— Ну да. Ну да. А к Ленину как Вы относитесь?

К Ленину? Мне кажется, к Ленину я относилась хорошо. Ленин, Ленин – вождь народов, все говорили об этом. Учителя говорили. Везде, где бы ни учились, мы все: Ленин, Ленин, Ленин, а Сталин – не очень, мало говорили о Сталине. Всё о Ленине только говорили. Карл Маркс, Ленин.

01:27:47

Энгельс.

01:27:48

Энгельс Да, вот все об этом говорили.

01:27:53

— А Берия?

Ой, нет. Берия – нет.

01:27:59

— Скажите, у Вас же есть реабилитация папы. Вы получали. Когда этот процесс реабилитации происходил? Это же не приходили, надо было что-то делать, надо ездить было, справки писать, запросы. Это Вы занимались?

Я.

01:28:14

— Расскажите об этом. Как долго это было? Когда его реабилитировали и что Вы для этого делали?

Как долго? Когда реабилитировали, мне тогда уже, я уже не помню, пришла бумажка, что я дочь несовершеннолетняя (как там прочитать, у меня все бумажки-то здесь) Хасанова Гульзара Мирза-Гулямовна реабилитирована в таком-то году, не помню в каком, надо посмотреть. Нельзя прочитать?

01:29:18

Не надо. Это мы отдельно сейчас снимем.

01:29:22

— А вы писали запросы?

Нет. Никакого запроса я не писала.

01:29:28

— А как же?

А как? Я не поняла. Мне просто пришла из Соломбальского «ром ром», как-то там назывался.

01:29:37

РОВДю

01:29:38

Да, [неразб.]. Они знали, где я прописана, они на этот адрес написали, что я реабилитирована. А на младшую дочь, не знаю. Я знаю только о себе. С такого-то года мой отец реабилитирован. Как репрессированный реабилитирован, тут два слова такие. Я поняла, что там написано было, что вы имеете право на льготы. Вот это бумажка такая.

01:30:20

— А какие у Вас были льготы?

Это проезд? Я получила…

01:30:34

Справку о реабилитации.

01:30:35

Да-да, справка о реабилитации.

01:30:48

— В каком году? Ну это мы посмотрим. Там написано.

Да, я тут уже не знаю, но у меня есть документ, по которому я езжу. Сейчас вот езжу. Вот и по льготе по этой.

01:31:00

— А скажите, Ваши дочери, они интересовались, у Вас две дочери. Они интересовались вообще судьбой дедушки? Они интересуются?

Нет, не интересуются, ни та, ни другая не интересуются. У них другие заботы уже, другие года, и они уже родились не в том году, в каком я. Так что-то мне это надо было, это мне всё надо было, мне было интересно, я интересовалась. А так как они уже родились в другом веке, можно сказать, они уже от этого отошли в сторону. Но старшая дочь, она интересуется, она мне сейчас помогает. Как Александр Григорьевич говорит, что я её подвигла, чтобы она интересовалась этим, и она мне помогает, старшая дочь.

01:32:06

— Помогает писать воспоминания о дедушке? Проговорите это.

Старшая дочь, её зовут Людмила, она помогает во всём. Как вы сказали?

01:32:24

Ну она помогает. Вы же статью, вот книжку написали, она помогает собирать материалы о дедушке.

01:32:29

Помогает собирать материалы о дедушке. Она хорошо помогает, молодец. Она умная такая стала уже к таким годам, к 50 годам. Уже дети повзрослели. Да что-то они уже начинают делать такое.

01:32:59

Умными становятся.

01:33:01

Умными.

01:33:06

— Скажите, пожалуйста, то тут, то там кто-то говорит, хочет поставить памятники Сталину. Как Вы относитесь – надо ли вообще ему памятники ставить? Все-таки столько он горя принёс, или не надо ставить вообще. Как Вы относитесь к культу личности Сталина?

В какой-то год говорили, что памятник Сталина надо убирать. А у нас Сталин был в Череповце, на площади в городе он стоял. Все говорили – говорили, но так его и не убрали и оставили на месте. Или был это митинг такой, чтобы убирать или не убирать Сталина. Поэтому его оставили, видимо. Надо, чтобы он был на месте. Видимо, решили, что Сталина оставить надо и оставили в городе. Ну в общем, оставили там все, и так он и стоит, высокий такой, высокий.

01:34:57

— А надо ли это? Как Вы относитесь к возрождению Сталина? Надо ли опять о нём везде писать, говорить?

Ничего не надо говорить.

01:35:06

Только полным ответом: «Сейчас уже прошло и прошло. Не надо сейчас говорить о Сталине».

01:35:11

О Сталине ничего не надо говорить. Потому что это время уже ушло, теперь у нас уже другое время. Дети уже повзрослели, они выросли уже в других годах, уже не в то время, когда мы родились. Поэтому надо его оставить так, как есть, и памятники оставить, но знать о своём, о том, что было, в тех годах, сороковых, пятидесятых годах.

01:36:00

Извините, пожалуйста, что я это, ну что это такое, прям, то мне вообще никто не звонит, а тут началось. Один за другим сейчас, я быстро это отключу чтобы… Ужас какой… Все отключил.

01:36:11

— Вот продолжение предыдущего вопроса о том, что Вы говорите про те, что стоят, оставить, а новые ставить не надо. Скажите, а есть такая формулировка, что не надо ворошить прошлое, типа оно всё ушло, осталось, не надо не вспоминать. Или надо поддерживать память, или не надо это забыть. Как Вам кажется, надо ли ворошить прошлое?

Прошлое, с одной стороны, не надо ворошить, а с другой стороны, надо помнить, что произошло в те года в прошлом, надо помнить обязательно.

01:36:56

А там уже замолчали, можно. (Речь идет о том, что за окном музыка стихла)

01:37:00

Обязательно надо о прошлом не забывать, и ворошить тоже не надо.

01:37:13

— А вот еще. В Германии, когда закончилась война, состоялся суд над преступниками нацистскими – Нюрнбергский процесс. А в нашей стране в тридцатые-сороковые годы пострадали миллионы человек, и возглавляла это Коммунистическая партия. Поэтому вопрос такой. Нужен ли нам в России тоже такой же суд? Нюрнбергский процесс над Коммунистической Партией за все горе, которое она причинила, или это не надо? Забыть, как Вам кажется?

С одной стороны, то, что в Германии произошло, я думаю, что не надо ворошить это ничего. Потому что сейчас дети уже не очень интересуются тем, что было раньше, и они отходят уже. Не забывают те люди, которые жили в те года, они не забудут и не забывают об этом. Ну а молодежь, она уже не интересуется. Это мое заключение: она не интересуется этим.

01:38:33

— Вы правы, она не интересуется, совершенно верно. Говорят, что не надо забывать историю, чтобы она не повторилась. Забыл – оно повторяется. Поэтому, может быть надо как-то молодежи напоминать, её трясти. Или нет?

Надо, надо трясти её обязательно, молодежь, чтобы она знала, что было раньше, и чтобы не повторилось это чудовищное время, которое было раньше в те года, 40-50 годах. Этого нельзя забывать.

01:39:17

— Мы из музея ГУЛАГа приехали. Вы не были там, наверное. Овчинникова Галина Евгеньевна была там несколько лет назад. Музей собирает воспоминания, чтобы это всё сохранить, документы. Что бы Вы пожелали музею, именно музею, который сохраняет эту память?

Я пожелаю, чтобы музейщики обязательно объединились и сохранили эту память, обязательно сохранили на будущее наших детей и внуков, обязательно, чтобы внуки знали, что было раньше при дедах, когда их деды воевали, когда люди жили в таких условиях.

01:40:26

Да, время тяжелое было.

01:40:29

Тяжелое время не забывали чтобы дети, и внуки, и правнуки. Нельзя забывать об этом.

01:40:38

Нельзя забывать, чтобы это не повторилось.

01:40:41

Да, чтобы не повторилось. Потому что сейчас, в настоящее время начинает повторяться тоже. Всё нагнетают на Россию: Россия плохая, Россия что-то сделала неправильно. Это фейки, которые на Россию идут с разных концов мира, это очень плохо. Люди, которые живут в других странах, они не знают, что такое Россия, и почему Россию начинают гнобить. Многие люди не понимают, или они русский язык не понимают. Ну что-то происходит не то. И они хотят, чтобы Россию вообще уничтожить, чтобы России не было вообще. Особенно Соединенные Штаты.

01:41:35

— Хочу вам сказать, что Соединенные Штаты про Россию не знают. Это соловьёвы хотят. Знаете, это называется пропаганда. Им там это безразлично на самом деле. Скажите, а участвуете ли Вы? Вот Александр Григорьевич создает общество репрессированных, где Вы состоите, проходит мероприятие. Вы участвуете в этих мероприятиях?

Конечно.

01:42:02

— Расскажите об этом. Какие мероприятия проходят? Это тоже нам важно.

Мероприятия проходят разные, на все темы. У нас памятник поставлен у церкви. Камень. Поставлен памятник жертвам политических репрессий. Его хотят облагородить. В этом мы тоже участвуем. Чтобы помогли его поднять, чтобы он был повыше, поустойчивее. Чтобы видно было. Чтобы дети, которые ещё не знают, что такое репрессии, они видели его, а то он такой маленький.

01:43:23

Вы правы, они увидят, и вопрос возникнет.

01:43:27

Надо, чтобы они видели и читали, а на этом памятнике просто написано «Память репрессированным» и всё. А там можно писать побольше, написать такую статью. Ну такую, чтобы дети читали и видели. У нас проходят всегда конце октября.

01:43:57

30 октября.

01:43:58

30 октября. Мы туда ходим, и многие туда ходят, уже те, которым за 90 лет, они всё равно туда ходят, слушают всех. Юнармейцы собираются тоже. Студенты тоже есть.

01:44:33

— Людей собирается много или не очень, или много?

Много, когда хорошая погода, много собирается, конечно. Целая площадь. Если только в холодную погоду, в мороз, если дождик, приезжает не очень много, но всё равно толпа хорошая. В хорошую погоду там очень много народа. Сюда ездят, туда автобусы ездят до самого до самого места до этого. Тут церковь построена, туда в церковь ходят молятся. Ну всё рядышком. Вход туда не запрещён. Кому надо туда и ходят, в обыденное время или в праздничное время.

01:45:35

— Скажите, Вы когда с мамой хотели найти могилу отца своего, могилу папы, Вы её не нашли. А потом Вы ходили искали, или это бессмысленно было?

Бессмысленно было, потом мама умерла, а я уехала сюда, в другой город. Поэтому больше ничего не могли сделать. Просто забыли и всё. Забыли, что там где-то должна быть могила. Конечно, мы не забыли своего отца, но могилы мы не могли найти.

01:46:15

Спасибо Вам огромное, спасибо вам большое! Очень-очень интересно, очень-очень важно. Таких людей, как Вы, у нас не было еще. Но вот такие истории, чтобы человек из Индии попал сюда! Это невероятная история!

01:46:35

Я ездила в Индию.

01:46:38

— Ой! Расскажите об этом!

Я с дочкой вот ездила в Индию. А почему ездила в Индию? У меня младшая дочь вышла замуж за индуса. Дочь звали Надежда. Они познакомились в интернете. Нас пригласили. Ну, конечно, не на свадьбу. Свадьбу они делали отдельно, но после свадьбы. Фотографии все у меня тут есть, когда она замуж вышла. И мы ездили к их родственникам, а город назывался…

01:47:26

— Да ладно. Как Вас встретили?

Мы ездили на самолете с пересадкой. Сначала на какой-то остров, на полуостров, там пересадку делали, сразу забыла, но, конечно, можно по карте посмотреть. Встретили нас очень хорошо. Там мама его была, он был, его брат был, и муж приезжал. Хотя они не живут с мужем, вот мама их не живет с мужем, живет в другом штате. Мы там у них жили. В таком большом доме, дом красивый, огороженный, там разные люди живут, по-разному. Значит, они жили в большом доме. Этот дом просто загорожен и никого туда не впускали. А в этом месте, где этот дом, есть магазины, бассейны, всё красиво. Никуда не надо ходить, что-то купить, тут же можно купить что-то. Мы в бассейне купались. Ходили в магазины там. Мне так понравилось там. Там живут люди, которые немножко побогаче.

01:49:30

— А Вы сколько времени там пробыли?

Там мы были месяц.

01:49:34

— Ну Вы что-то родственное почувствовали?

Конечно. Ну как же, родственное не почувствовать. Мама их водила нас в швейную мастерскую, где она работала. Там шьют индийские платья. Наряжали нас в эти платья, делали дочке вот эту штучку [тилаку], причесочку. Индуска так индуска! Ну точно! Хоть она и русская, на индуску похожа. На других на вот таких девушек, которые там, не отличишь. Только что по-индуски говорить не умеет. А вот младшая дочь, она выучила кроме русского индийский язык. Английский она уже знала. В Индии говорят еще на каком-то языке, хинди, и еще диалекте. И вот она сейчас там всем занимается, она может перевод делать с тех языков на русский язык. Она там подрабатывает в фотостудии.

01:51:36

— Интересно как, Вы можете так сказать, что это как бы замкнулся круг? Родственник и папа оттуда. Она ему правнучкой приходится.

Да нет, это моя младшая дочь, внучка ему.

01:51:49

— И вот папа. И внучка вернулась на родину. Круг замкнулся.

Круг замкнулся. Она вернулась туда и не захотела никуда, ехать ей там нравилось, где она жила – нравилось. А если выйти из этого пространства, то это уже другой город, другой народ, это все другое. Там я видела и хорошее, и плохое. Если зайдешь в дом, где врачи принимают, например, стоматология, там чистота абсолютная. Только выйти из этого места – под ногами грязь.

01:52:55

— Ну это да, это известно. А скажите, Вы говорите, Вам там понравилось. Вам хотелось бы еще туда вернуться?

Хотелось бы в гости съездить, но уже возраст не тот. А теперь они переехали из Индии в Арабские Эмираты. И я ездила одна туда, в Арабские Эмираты посмотреть, как они живут. Но пока ещё возраст был такой.

01:53:24

— Ну и как они там живут?

Там прекрасно живут. Прекрасно. Даже лучше, чем в Индии. Чистота! Я не могу представить, что там такое! Как они это могли сделать в этом городе, в Дубае! Где бы мы там ни были, в каких были в магазинах. Там это большие супермаркеты! Да вы не можете представить, там какая красота везде вообще! А в бассейнах, там специальные бассейны, там речки, это вообще невыносимо! Смотришь – дома такие высоченные! Куда бы мы не приходили, везде, даже в посольстве, мы были в посольствах наших стран, и Индии, и Швеции, там все-все-все-все-все, вот в это место мы ходили. Там праздник такой был большой. Батюшки! Да что там только не творится, что там только не продаётся! Ну всё и всё! Чистота!

01:54:56

Как хорошо, что Вы это увидели!

01:54:59

Все они лежат. У них скамеек нет, и они сидят и лежат все на земле, раскладывают коврики, на коврик сядут, ноги скрестят, и сидят вот такие. Это невообразимо! Это не высказать, какая красота – не высказать! Да мне очень понравилось в Дубае!

01:55:32

Как здорово. Вот и Ваши дети все-таки увидели.

01:55:35

Они, и та, и другая, знают языки, конечно. Младшая больше языков знает, чем старшая. Эта только китайский выучила, английский она знает.

01:55:56

— Скажите, хорошо про детей, а Вы никакой индийский язык не выучили?

Нет, и не пыталась, потому что мало времени очень. Да я и не пыталась, возраст уже, память другая, уже уходит.

01:56:12

— А раньше бы могли?

Раньше могла, но нет. Возможностей не было раньше.

01:56:21

Огромное Вам спасибо, большое Вам спасибо.

Гульзара Мирза-Гулямовна Хамунова

Гульзара Мирза-Гулямовна Хамунова Полная версия